назначалась метадоновая заместительная терапия; но метадон позволял им существовать в пограничном состоянии – не ощущаешь себя ни нормально, ни плохо. Метадон действительно заменяет опиаты – он принимается перорально и обладает особенно долгим периодом полувыведения. Ежедневно принимая в больнице метадоновый «коктейль», пациент избегает ломки, а также асоциальных поступков, которые мог бы совершать за пределами больницы (так, наркоманы воруют или стреляют в общественных местах). Кроме того, поскольку метадон дешев, он считался очень полезным – правда, скорее с точки зрения окружающих, чем с точки зрения самих наркоманов.
В последнее время метадоновую терапию стали назначать все более и более молодым наркоманам. Это особенно трагично, если не сказать – неэтично, как с нейробиологической, так и с социальной точки зрения. Поскольку метадон – это опиат, который выводится очень долго, его прописывают со следующей целью: мозг должен подолгу оставаться пропитан метадоном, чтобы избавить человека от ломки. Но зависимость от метадона – безграничная. Отказаться от этого наркотика еще сложнее, чем от героина; героин – это ад, но хотя бы относительно ненадолго. Следовательно, прописывая препарат вроде метадона людям, которым едва исполнилось двадцать, – это в каком-то отношении приговор, примерно как заключение в психушку, стремление упрятать их куда-нибудь за стены спецучреждений. Такие наркоманы будут доставлять меньше неудобств всем нам, но вряд ли их существование можно считать жизнью.
С неврологической точки зрения более разумен прямо противоположный подход. Вместо того чтобы подолгу промывать клетки мозга опиатами, их нужно вышибить из головы при помощи большой дозы антиопиатов! Благодаря приему анти-опиатов в мозге должен выработаться гомеостаз, связанный с повышающей регуляцией или как минимум нормализацией опиоидной системы. Такие подходы уже испробованы и в некоторых случаях даже кажутся чудодейственными. Вот как это делается: поступаете в больницу, вам дают общую анестезию (зачем – сейчас объясню), после чего назначают лошадиную дозу наркана. Если наркан давать наркоманам, не принимающим наркотик в настоящее время и без седации, то они «разлипаются» – немедленно начинают испытывать приступы ломки. Однако если дать людям анестезию, пока у них в мозге циркулируют огромные дозы наркотика, то клетки достаточно быстро возвращаются в исходное «трезвое» состояние.
Звучит великолепно, правда? К сожалению, некоторым наркоманам требуется совсем немного времени, чтобы вновь вернуться к употреблению, проснувшись однажды в таком незамутненном виде и воспользовавшись тем, что из больницы тебя уже выписали. Другая проблема заключается в том, что такая стратегия может пригодиться лишь тем, кто в состоянии себе ее позволить, – как, например, рок-звезда, которая буквально каждый второй месяц наслаждалась таким хиатусом, укладываясь в элитную психиатрическую клинику в южной Флориде, где я работала одно лето. С другой стороны, я знаю бывшую стриптизершу, получившую степень по ракетостроению после того, как ее удалось уговорить бросить наркотики. Она утверждала, что очень хорошо запомнила зверские приступы ломки, и именно эти воспоминания мотивировали ее оставаться чистой, что если бы она проспала весь этот ужас, то вряд ли была бы так мотивирована.
Более просвещенный и демократичный подход оказывается посередине между двумя этими крайностями. Субоксон – это препарат, представляющий собой комбинацию нарканоподобного препарата и опиоида под названием бупренорфин. Бупренорфин не пользуется большой популярностью в уличной торговле и именно поэтому хорошо подходит в данном случае, хотя он воздействует на те же зоны мозга, что и наркотики-опиаты, он не дает такого ощущения кайфа, как аналоги и, следовательно, им меньше злоупотребляют. Однако его эффект достаточно мощный, чтобы притупить симптомы ломки, в том числе жажду наркотика, и под таким препаратом наркоманы могут спать. Бупренорфин не так калечит, как метадон; более того, если принимать его под присмотром врача, то зависимость практически не усиливается. Для человека, мотивированного завязать с наркотиками, это может быть разумный старт. Если дозу со временем снижать, то вполне можно начать новую жизнь, свободную от опиатной зависимости.
Резюме, касающееся всех наркоманов, принимающих опиаты, а также резюме этой книги заключается в следующем: наркотика всегда мало. Поскольку мозг обладает колоссальной способностью к адаптации, человеку, регулярно принимающему наркотики, постепенно становится невозможно испытывать кайф, и максимум, что ему может дать наркотик, аппетиты до которого постоянно растут, – отсрочить ломку. Такая ситуация точнее всего именуется словом «тупик».
Глава 5
Кувалда: алкоголь
Я встал посреди мира, и я явился им во плоти. Я нашел всех их пьяными, я не нашел никого из них жаждущими, и душа моя опечалилась за детей человеческих. Ибо они слепы в сердце своем и не видят, что они приходят в мир пустыми. Но теперь они пьяны. Когда они отвергнут свое вино, тогда они покаются.
Евангелие от Фомы, Изречение 33
Защита
Через семь лет после протрезвления я вышла из людной аудитории, где в течение нескольких часов защищала диссертацию перед советом, состоящим из ученых-экспертов. В диссертации я стремилась объяснить механизмы, в результате которых толерантность к морфину выше в знакомых ситуациях, чем в новых. Мои исследования позволили утверждать, что чем сильнее мы предвкушаем эффект морфина, тем вероятнее, что наша нервная система пустит в ход естественные антиопиаты. Я вышла из аудитории в самых смешанных чувствах – от облегчения и изнеможения до гордости и воодушевления. Меня поприветствовали несколько коллег-аспирантов, слонявшихся в коридоре в ожидании новостей и, вероятно, желавших меня поздравить. Фрэнк первым формально похлопал меня по спине и сдержанно улыбнулся. Казалось, что ему немного неловко, и когда я спросила, в чем дело, он без обиняков ответил, что группа так и не придумала, как отметить мою защиту – ведь по традиции такие события сопровождались шампанским, а я не пью.
Моя жизнь изменилась на 180 градусов. Я стала обладательницей не только новенькой PhD[22], но уже могла смотреть людям в глаза и вести привычный образ жизни, не совершая при этом преступлений. Каждое утро я просыпалась свежей и отдохнувшей, зная, где я, а также более-менее представляя, как пройдет мой день. Такое состояние столь драгоценно, что каждый, кто его испытывает, должен быть счастлив. Дела у меня настолько улучшились, что мне бы хотелось в тот момент непринужденно рассмеяться и предложить отметить это событие кексами или отправиться в поход в горы Флэтайронс. Но не тут-то было – первой мыслью, посетившей меня после неловкого напоминания Фрэнка, было: «Черт возьми, да! Я так зашивалась все эти годы, что заслужила рюмочку!». Возможно, нормальному человеку сложно оценить всю глубину той жалости, которую я к себе почувствовала, из-за того что не могла обмыть собственное достижение из пластиковых стаканчиков
