Наконец, стоит предостеречь против идеи, что технологии в любом случае будут развиваться своим путем и единственное, что тут может сделать общество, – противостоять негативным эффектам прогресса, давая детям хорошее образование. Ни направление прогресса, ни рост неравенства, ни объем деления прибыли между капиталом и трудом – не какие-то неизбежные данности; все это выбор общества. Едва мы свыкнемся с этой мыслью, идея позволить прогрессу мчаться на всех парах туда, куда влечет его горстка людей во главе могущественных корпораций, а самим изо всех сил стараться бежать с ним наравне перестанет быть для нас привлекательной. Нет, мы можем и должны направлять развитие технологий туда, где они будут наилучшим образом дополнять человеческие навыки; и наше образование, разумеется, должно ориентироваться на развитие этих навыков, а не на то, чтобы «догнать и перегнать ИИ».
Минимальные зарплаты. Минимальная зарплата – полезный экономический инструмент в странах, где, как в США и Великобритании, низкооплачиваемый труд является постоянной проблемой. Прежде многие экономисты не одобряли минимальных зарплат из опасения, что мера провоцирует безработицу; мол, необходимость больше платить работникам вынуждает фирмы вообще отказываться от найма. Но в последнее время мнение сообщества экономистов изменилось: данные по многим западным рынкам труда демонстрируют, что минимальные зарплаты умеренного уровня не дают заметного снижения занятости. В США текущая федеральная минимальная зарплата составляет 7,25 доллара в час – очень мало, особенно для городских жителей. Многие штаты и города устанавливают собственные минимальные зарплаты, выше федеральной. Например, в штате Массачусетс минимальная зарплата для работника, не получающего чаевых, сейчас составляет 14,25 доллара.
Известные данные показывают также, что минимальная зарплата сокращает неравенство, поскольку повышает оплату труда работников в нижнем зарплатном секторе. Умеренное повышение федеральной минимальной зарплаты в Соединенных Штатах (например, в соответствии с предложениями повышать ее постепенно, вплоть до 15 долларов в час) и схожие меры в других западных странах будут полезны для общества, и мы их поддерживаем.
Однако подъем минимальной заработной платы не решает наши проблемы. Начать с того, что минимальная зарплата оказывает наибольшее влияние на самый малооплачиваемый сегмент рабочей силы, в то время как снижение неравенства в целом требует более справедливого распределения доходов в масштабах всего общества. Далее, минимальная зарплата не играет особой роли в сопротивлении избыточной власти большого бизнеса и рынков труда.
Но важнее всего то, что, если направление развития технологий останется перекошенным в сторону автоматизации, повышение минимальной зарплаты окажется медвежьей услугой. Как показала пандемия COVID, когда на местах с относительно низкой зарплатой, например в гостиничном бизнесе или в сфере услуг, не хватает людей, для компаний это порождает неодолимый соблазн заменить их автоматами. Так что в век автоматизации повышение минимальной зарплаты может иметь самые неожиданные последствия – если только не будет сопровождаться перенаправлением развития технологий.
Поэтому мы полагаем, что повышение минимальной зарплаты разумнее всего проводить в комплексе мероприятий, перенаправляющих технологии прочь от автоматизации. Если технологии повернутся лицом к рабочим, у бизнеса, столкнувшегося с повышением минимальной зарплаты, исчезнет искушение заменить дорогостоящих людей машинами. При таком сценарии, узнав о повышении минимальной зарплаты, предприниматели, возможно, предпочтут вложиться в предельную продуктивность работников, например в их обучение или вспомогательные технологии. Это возвращает нас к прежнему выводу: важнее всего изменить направление технологий и заставить корпорации увидеть в работниках важный ресурс. Если удастся этого добиться, повышение минимальных зарплат станет эффективнее и уже не приведет к нежелательным последствиям.
Реформа научной сферы. Наконец, последнее, но не менее важное: нам необходима реформа научной сферы. Развитие технологий зависит от видения, видение черпает силу в социальной власти, а социальная власть – это в первую очередь сила убеждения, способность убедить в правильности определенного пути как широкую публику, так и лиц, принимающих решения. Именно научные круги играют важнейшую роль в культивации и проявлениях власти этого типа: не что иное, как университеты формируют мировоззрения, взгляды, интересы, навыки десятков тысяч талантливых молодых людей, которым предстоит работать в сфере высоких технологий. Кроме того, видные ученые нередко сотрудничают с ведущими IT-фирмами, а также прямо влияют на общественное мнение. Бо́льшая независимость научного сообщества определенно пойдет нам на пользу. В последние четыре десятилетия ученые в Соединенных Штатах и в других странах начали терять свою независимость; причина этого – обильное корпоративное финансирование. Например, многие специалисты в областях компьютерных наук, машиностроения, статистики, экономики и физики, а также, разумеется, преподаватели бизнес-школ в ведущих университетах получают гранты от IT-компаний или становятся у них консультантами.
Мы полагаем, что в подобных денежных отношениях необходима большая прозрачность и, возможно, некоторое их ограничение ради восстановления независимости и автономии научного мира. Увеличение государственных инвестиций в теоретические исследования также подорвет зависимость ученых от корпоративных спонсоров. Тем не менее очевидно, что сама по себе реформа научной сферы не изменит направление развития технологий – и тоже должна рассматриваться как дополнительный рычаг.
Будущее технологий не предопределено
Осуществить реформы, план которых мы здесь набросали, – нелегкая задача. В наше время крупные корпорации обладают большей властью и влиянием, чем, пожалуй, когда-либо за последние 100 лет. Несмотря на скандалы вокруг IT-воротил, они по-прежнему пользуются авторитетом и влиянием; люди редко ставят под вопрос то будущее технологий – тот тип «прогресса», – который эти современные титаны навязывают всему остальному обществу. А социального движения, способного перенаправить развитие технологий прочь от автоматизации и слежки, нет еще и на горизонте – его только предстоит создать.
Тем не менее мы полагаем, что будущее технологий не предопределено.
В конце 1980-х годов будущее для зараженных ВИЧ-инфекцией выглядело очень мрачным. Слишком многие видели в них не невинных жертв смертельной болезни, а людей, которые сами навлекли на себя беду. У них не было ни сильных организаций, ни политиков, выступавших за их интересы.
