* * *

Они двинулись сквозь обломки и разрушения, перепрыгивая через воронки от бомб, у которых, казалось, не было дна. Они прошли мимо собаки, которая грызла лицо мертвого ребенка, забирая то, что осталось от крыс. Прошли над грудами разбитых зданий и вокруг сгоревших дотла домов. Люптманн увидел застывшую в снегу немецкую пулеметную команду... хотя пулемета не было, его все еще держал покрытый льдом труп.

Штайн вел его по ветру, не теряя из виду тропу. Снег местами занес его, но в этом человеке было что-то первобытное: он чуял все, как собака. Может быть, он терял след на мгновение или два, ему приходилось немного поплутать, но он всегда находил его снова. Вскоре они оказались в квартале заброшенных домов, испещренных шрамами от артиллерийского обстрела. Многие из них были без крыш. Высокий, узкий и покосившийся дом окружала осыпавшаяся каменная стена. Здесь Штайн остановился.

- Здесь... - выдохнул он. - Здесь наш след обрывается.

Люптманн заглянул за стену. Этот дом ему не понравился. Он был похож на огромный темный гроб, наполненный ночью. В животе у него образовалась пустота. В нем было что-то запретное, что он чувствовал до самого мозга костей, как в логове ведьмы, пожирающей детей.

- Смотритe, - сказал Хольц.

Кто-то нацарапал на каменной стене кресты и шестиконечные знаки, как бы предостерегая людей от того, что находилось за ней. Они стояли впятером в своих мешковатых белых мундирах, серых от грязи и забрызганных запекшейся кровью. Хлопья снега срывались с их стальных шлемов и оседали на объемистых рюкзаках.

- Тогда показывай дорогу внутрь, - сказал Кранц.

Штайн был только рад.

В стене имелись ржавые железные ворота, но они были очень старыми и увитыми засохшим за зиму плющом. Они были широко распахнуты. Двор, дрожащий в тени этого дома, был занесен тяжелым снегом. Но по нему что-то двигалось, это было видно. Что-то большое. Они шагнули во двор, и снег поднялся выше колен. Дом над ними был закрыт ставнями и покосился, стены обветрились до серого цвета, в крыше были пробиты дыры, сквозь которые виднелись скелетные перекладины стропил. Но именно в самом снегу они увидели то, что остановило их: разбросанные по снегу тела. Из сугроба торчали замерзшие серые руки с растопыренными пальцами. Ноги, руки, туловища. Лицо маленькой девочки смотрело на них, безглазое и блестящее от мороза. Здесь, должно быть, были разрозненные останки дюжины из них.

Штайн схватил руку и потянул ее вверх. Под ней не было тела. Он отбросил ее в сторону.

- Что это за место? - спросил Крейг.

Но никто не хотел отвечать на этот вопрос. Люптманн изучал конечности и лица на снегу, размышляя о чем-то. Пустота внутри него разверзлась так широко, что казалось, она его проглотит. Это была не просто военная бойня, это было нечто совсем другое. Все эти части тела... не грубо отброшенные в сторону, а почти выстроенные в некий непостижимый узор, если только его можно было увидеть. И он увидел. Это было похоже на ледяной ящик, вот что это было. Здесь людоед хранил свое мясо, сохраняя его свежим в снегу.

- Пойдемте внутрь, - сказал Кранц. - Хватит с меня этой чепухи.

Не успев остановиться, Люптманн сказал:

- Не думаю, что нам стоит это делать.

Но его проигнорировали, по крайней мере, Кранц и чересчур энергичный Штайн. А вот Крейг и Хольц его услышали, и в их глазах читался ужас, который старил их так, как никогда не смогла бы сделать война. Люптманн почувствовал, как в нем поднимается иррациональный, суеверный ужас. Штайн отворил дверь, и они один за другим вошли внутрь, причем Кранц светил им вслед. Дом стоял пустым, вероятно, уже несколько десятилетий. Полы прогибались, стены прогнили до самой обрешетки. Повсюду осевшая пыль и тянущиеся сети паутины, осенние листья, разлетевшиеся по углам, снежная пыль.

Штайн двинулся по коридору к тому, что когда-то могло быть столовой, да и сейчас, видимо, является ею. Они увидели это. Они все видели. Стены и голые полы были коричневыми от старых пятен крови, как и потолки. С открытых стропил свисали на цепях десятки засоленных и затвердевших конечностей, раскачиваясь, словно повешенные. Эртель был повешен вместе с ними, за ноги, перерезан от промежности до горла, его кровь собрали в помятый медный таз. С его лица была содрана плоть, череп был испещрен следами зубов. Полости тела были полыми, опустошенными.

Хольц издал придушенный рвотный звук.

- Боже правый... - сказал Кранц.

И тут слева от них что-то зашевелилось. Что-то зарычало, и они услышали скрежет когтей по полу. Кранц посветил туда, и, хотя они ожидали увидеть бешеную собаку, они увидели... мальчика. Он был голый и стоял на четвереньках, его длинные и вьющиеся волосы ниспадали по спине, уши были заострены и прижаты к черепу. Его глаза были огромными и влажно-красными, нижняя челюсть хищной формы, нос приплюснутый. С низким, звериным ревом он прыгнул.

Однако Штaйн был наготове. Когда существо-мальчик прыгнуло, он открыл огонь по нему, выпустив пулю калибра 7.92 мм прямо в горло, которая едва не оторвала ему голову.

Он ударился о свисающие руки, заставив их раскачиваться, а затем тяжело упал на пол. На мгновение он содрогнулся, из разорванного горла хлестала кровь, ужасные челюсти щелкали, открываясь и закрываясь. Затем он затих, кровь растеклась вокруг него, и от нее пошел пар.

- Что... что это, черт возьми, такое? - поинтересовался Хольц.

Штайн пнул тело.

- Это милый маленький мальчик, который хотел выпить твоей крови.

Люптманн был оскорблен этим изуродованным трупом, но любопытство взяло верх. Он опустился рядом с ним на колени, разглядывая своеобразную анатомию, в которой, казалось, было столько же волка, сколько и мальчика. Острые зубы были созданы для того, чтобы рвать и кромсать, крючковатые когти - чтобы вцепиться в добычу и не отпускать ее. Все было неправильно. Этот ребенок не был каким-то несчастным цирковым уродцем, он был выше этого. Мутация, гибрид, дикий и нечеловеческий. Находясь совсем близко, Люптманн чувствовал теплый запах ребенка, и это вызывало у него отвращение.

- Что это? - спросил Кранц.

- Если бы мне нужно было дать ему имя, - сказал Люптманн, - я бы назвал его...

Но слова испарились у него на языке, потому что раздалось низкое, звериное рычание. Оно доносилось сверху. Кранц направил туда свой фонарь. Раскачивающиеся конечности отбрасывали метающиеся тени. Вверху, на стропилах, сверкали красным и злобным