Как любил поначалу говорить близким друзьям Дмитрий Данилович, на институт пролился золотой дождь. Потом кто-то из более молодых коллег объяснил ему значение этого термина, и Дмитрий Данилович стал использовать другую формулировку, но суть от этого не поменялась: институт утонул в деньгах. Любое оборудование, любые иностранные конференции, всё только самое лучшее, самое дорогое. И, что самое главное, с него не требовали отчётов. Он мог тратить полученные деньги на своё усмотрение. Главное — результат. Об этом человек из администрации тоже сказал прямо: быстро не ждём, но лет через десять-пятнадцать…

Поначалу Дмитрий Данилович, окрылённый внезапным финансированием, с удвоенной силой занялся исследованиями. Вместе с молодыми коллегами он пришёл к выводу, что для их целей просто сыворотка не годится, необходимо экспериментировать с вирусами.

Наработки профессора по сыворотке надо было доставить в каждую клетку мозга, сделав его практически бессмертным. Для этого нужен был вирус, который мог доставить необходимые гены в каждую клетку. Выбор пал на рабдовирусы, а точнее на хорошо изученный вирус бешенства. Генетические инженеры лишили его способности размножаться вне специальных клеток внутри лаборатории, и вместо этого закодировали туда несколько генов, позволяющих мозгу выживать даже в самых тяжелых условиях.

А потом, наверное, предсказуемо, Дмитрий Данилович распробовал вкус денег. Их не считали, за них не спрашивали, и он начал их тратить. И вслед за ним начали их тратить и другие сотрудники института. Как-то раз Дмитрий Данилович услышал, что уборщица Гуля купила себе квартиру-дуплекс в маленьком курортном городке в Испании. Дмитрий Данилович знал, что в Испании полно с его точки зрения «бюджетного» жилья, поэтому новость не вызвала у него удивления.

Человек из администрации приходил ещё несколько раз. Перед каждым таким визитом, а они никогда не случались неожиданно, IT-департамент института вместе с нанятыми (за много денег) аниматорами делали видео-презентацию, рассказывающую о прогрессе. И этого вроде бы хватало.

Но пока Дмитрий Данилович жил свою лучшую жизнь за казённый счёт, некоторые сотрудники всё-таки продолжали эксперименты. Модифицированный ими вирус становился всё эффективнее. Посмотрев на исследования японца Синъи Яманаки, одна из самых талантливых сотрудниц института, выпускница биофака МГУ Вероника, предложила дополнить вирус факторами, которые омолаживали клетки организма. Это была одновременно и простая, и совершенно блестящая идея, которую Дмитрий Данилович не без удовольствия присвоил себе. Ну не признавать же, право слово, заслуги какой-то выскочки, тем более женщины!

Дмитрий Данилович допил кальвадос и взял телефон со стола. Близился финал его завещания.

«Знаешь, что самое смешное, Люда», — Дмитрий Данилович обращался с последним словом к своей давно умершей от рака жене, — «самое смешное то, что сгубила нас жадность. Привыкли мы воровать. Вроде бы хватало денег, все уже себе нахапали сколько можно: и ртом, и жопой нахапали! Внукам и правнукам бы хватило! Но нет, не могли остановиться. Когда год назад в институте проводился капитальный ремонт, на нём тоже все денег решили заработать, и вместо дорогой немецкой проводки поставили нашенскую. Дешёвую. По документам всё как надо, а на деле…»

На деле проводка заискрила, случился пожар. В этом не было особой проблемы, но пока сотрудники института были заняты борьбой с огнём и эвакуацией, несколько животных, с которыми проводили поведенческие опыты, сбежали из лабораторий. Часть из них была заражена вирусом — собственно, на них вирус и испытывали. Ну а дальше…

«Дальше, Люда, у нас был план. Инструкция на такой случай — как действовать, если вдруг внутри института произошло ЧП и вирус вырвался на свободу. Сотрудник охраны, сидевший на первом этаже, должен был заполнить помещения фреоном, который потушил бы пожар. Замуровать всех, отрезать от внешнего мира и удушить газом. Пожертвовать людьми, чтобы не допустить большой беды. Но у охранника этого под землей девушка любимая была, и он пожалел её, дал выбраться. Ну и всё…»

Вот теперь, действительно, всё. Дмитрий Данилович встал, шатающейся походкой подошёл к окну и посмотрел на Москву. Любимый город уже давно проснулся и жил пока своей привычной жизнью. Шумел, шуршал, чирикал. Учёный тяжело вздохнул.

Шатаясь, он подошёл к табурету. Ещё час назад он снял с крюка в потолке дорогую люстру и приладил к нему петлю. Проверил — не оборвётся. Выдержит. Дмитрий Данилович вскарабкался на табурет и накинул петлю себе на шею.

«Я стал смертью, разрушителем миров!» — так сказал, кажется, Оппенгеймер?

Эти слова Дмитрий Данилович произнёс вслух, хотя в пустой квартире их услышать не мог никто. Щенок! Твоя бомба ничто в сравнении…

— Разрушителем миров стану я…

И с этими словами, бросив последний взгляд на так бездарно потраченную жизнь, Митя (а сейчас это был, конечно, именно Митя) шагнул вперёд. Хрустнули кости, скрипнула верёвка, упала на дорогой паркет опрокинутая табуретка.

Глава 1

Купленное у входа в парк эскимо треснуло. С эскимо такое бывает: надкусываешь шоколадный панцирь, он идёт трещинами, и иногда сразу целый кусок шоколада отваливается. Хорошо, что успел заметить, думал Сева, пережёвывая холодный шоколад. Хотя бы не на асфальт упало! Он повернул голову и посмотрел на Костика — брат шёл рядом и деловито грыз свой вафельный стаканчик.

Это была их традиция, и Сева ей тихонько гордился — ведь это он придумал её в прошлом году. Они с Костей учились в разных школах, и в последний учебный день Сева заходил за младшим братом сам. Они обязательно покупали мороженое и, болтая, наслаждаясь обществом друг друга и ощущением свободы, шли домой через парк. Впереди было целое лето.

Сева любил последний день весны. От этого дня у него было такое волшебное, даже в чем-то новогоднее ощущение. Вот ты нашёл под ёлкой подарок. Это большая коробка, обёрнутая мамой в красивую цветную бумагу. Ты начинаешь разворачивать, и всё твоё существо наполняет волшебное предвкушение: что там, что за подарок? С последним днём весны было тоже самое. Впереди лето — и пока это лето всего лишь праздничная коробка в радостной упаковке. Завтра с утра они с Костей начнут её распаковывать. Что там внутри?

Сколько Сева себя помнил, каждое лето они с семьёй ездили к морю. Для своих пятнадцати лет Сева был уже опытным путешественником — он успел побывать в Израиле, Испании, Италии, Хорватии и Словении. Некоторые путешествия он помнил смутно, потому что был ещё маленьким, но мама и папа показывали ему фотографии, и он точно знал — да, я там правда был. Потом появился Костик, и они стали путешествовать вместе.

Но этим летом заграничной поездки не будет. Сначала Сева расстроился — как же так, лето — и без моря? Но потом подумал, что один год готов потерпеть: зато они только что переехали в новую квартиру. Свою квартиру! В которой у него появилась комната! На старой квартире им с Костей приходилось жить вдвоём, а тут будет наконец собственное пространство. Ради такого можно и без моря год обойтись.

Костя воодушевления брата не разделял.

Вот ведь как смешно получается, думал Сева, Костя в нашей семье самый активный, самый прыгучий, громкий и отважный, но при этом любое изменение, любые перемены его страшат. Ему не хотелось уезжать из старого дома, в котором он родился и прожил всю жизнь. Ему не хотелось