И там, в прозрачной медузовой массе можно было разглядеть какие-то странные образы. Так говорили… Красивые, тонкие миры из атомов. Все, кто видел эти миражи близко, уже не могли рассказать об этом. Мне снились кошмары почти каждую ночь. И каждый раз я просыпался холодный и мокрый от ощущения убийства. Огонь убивал меня всего. Вместе с телом сгорала душа. А утром мне казалось, что мы в аду и что в аду мы на веки вечные.

Я сидел напротив старухи и думал, а точно ли она понимала, как ей повезло. Поезд шел без остановок. Но перед этим на самой последней, творился, наверное, такой же ужас, какой был на тонущем «Титанике». По какой-то идиотской традиции, как лодки с «Титаника», поезд ушел незаполненным. Все, кто остался позади, мертвы. Связи с городами больше не было. Нет связи — нет жизни.

— Внимание! Опасная зона! Внимание! Опасная зона! — затрещал приемник тревожным металлическим голосом. — Просим всех занять свои места, лечь на кровать и надеть противогаз!

Можно сказать, я его не снимал. Этот резиновый урод висел у меня на плече, как домашний питомец. Пока ты живешь в нормальных условиях, тебе не понять, что такое угарный газ, от которого уже почти нигде не спрятаться. А еще для полного счастья — радиоактивное облако, накрывшее весь центр. Горели АЭС, горели ядовитые леса и болота.

— Бабушка, а зачем нам нужно ложиться?

— Сказали лечь, значит, ложись! — рассердилась бабушка.

Сверху она накинула на девочку одеяло. И смотреть на это я просто не мог.

— Вы бы еще шерстяные носки на нее надели. Перегреете до смерти.

— Зато ни одна зараза не проникнет.

— Противогаза достаточно.

— А вы почем знаете?

— Я — спасатель.

— Много вас таких. Полстраны, если не больше. Такой же вот, как вы, у нас чемодан спер.

— Таких же не бывает. Я один такой уникальный.

— Да, уж конечно, один. Конечно…

Проходимцев было много и до пожаров. Но после они стали еще агрессивнее. Только сейчас вместо кошельков и драгоценностей им нужна была вода и кое-что еще.

Толстяк у нас долго не просидел. Как проехали опасную зону, переселился в соседнее купе. Там ехала какая-то женщина, за которой он, видимо, хотел приударить. Я ее даже не видел, но чувствовал терпкие дорогие духи. И удивился, что люди могут думать о таких вещах — о парфюме, о галстуках… Впрочем, из-за отсутствия душа, может, и нужно было иногда об этом думать.

Напоследок толстяк пригрозил:

— Сейчас пойдут. Они… У вас пропуска есть?

Они — это голодные полицейские с серыми лицами, которые проверяли наличие паспортов и спецпропусков. Бабка сильно напряглась и нахмурилась.

— У вас есть? — спросила она.

— Допуск везде, — мрачно ответил я.

А сам задумался, могла или не могла старушка умертвить меня из-за этой бумажки. И если могла, то как именно. Допуск «везде» всего лишь означал реальный шанс на спасение. Неудачная попытка чиновников упорядочить процесс эвакуации. За заслуги перед отечеством выдавались пропуска третьего, второго и первого уровня. Отметка «везде» — большая редкость. Это подороже бутылки воды будет. И получил я ее по чистой случайности.

Сам того не ожидая, спас какую-то большую шишку из Ленинградской области, и та оказалась благодарной. Я нашел его, обожженного, в канализационном люке. Он туда забрался, когда сгорел весь его элитный поселок. Как он успел это сделать, ума не приложу. Там даже дышать было нельзя. Таким раскаленным стал воздух. О том, что люди иногда забираются в люки, я знал по собственному опыту. Сам сколько раз прыгал в них, спасаясь от огненных смерчей. Но под землей почти нет кислорода и дыма не меньше. Долго бы он не протянул.

Наша часть уходила, и медлить, действительно, было нельзя. И дернуло же меня напоследок проверить подземелье. Спустившись вниз, я сначала ничего не увидел, хотя ожидал встретить пару трупов. Только было у меня чутье, что ли, какое-то на жизнь. Я уже направился к лестнице, но почему-то вернулся. И на мужика этого едва не наступил. Он лежал под трубой и ловил ртом воздух, как выброшенный на сушу окунь с выпученными от страха глазами.

Я никогда не расспрашивал потерпевших ни о чем. И интересно мне особо не было. Это дело психотерапевтов. Но тут деваться было некуда. Жену свою он спасти не сумел. Приехал, а дома уже нет. А тут вихри по всему поселку. Телохранитель погиб сразу, а ему повезло. Он не думал никогда, что такое может быть. Он не предполагал, что все так страшно. Его никто не предупредил. Иначе бы он принял меры. В этом месте я только улыбнулся.

Никаких мер эта действительность не понимала. Все попытки остановить пожары оказались тщетными. Но этот тип столько лет у власти. Он привык, что заклинание «мы примем меры» всегда срабатывает. Принять меры — это, как правило, просто изобразить какую-нибудь деятельность. Раньше этого было достаточно, но не сейчас. Тогда официальной информации о размерах бедствия не было или она аккуратно замалчивалась… Поэтому я не удивился тому бреду, который нес чиновник.

Я бы сказал, что он не сильно расстроился из-за гибели жены. Этому человеку беда принесла облегчение. Возможно, он уехал в Сибирь или на Аляску. Да хоть в космос… Мне все равно, кого спасать. Он записал мое имя. А через неделю меня нашли и доставили в военный штаб. Там поколдовали немного, сняли отпечатки пальцев и вручили счастливый спецпропуск.

Их в то время только ввели в обращение. Красивый такой пластиковый квадрат с пронумерованным бумажным приложением. Большая редкость, как потом оказалось. Все равны, но ведь всегда есть те, кто равнее. С ним я мог проходить куда угодно. Пластик был снабжен биометрическим чипом. Подделать такой сложно, хотя некоторые умельцы успешно справлялись с этой задачей. Если бы бабка убила меня за пропуск, вряд ли она смогла бы им воспользоваться. По крайней мере, без моего согласия. Но знает ли она об этом?

Целый час она молча пялилась в серый дымящийся туман за окном. Сейчас таким вся планета окутана. Я догадывался, о чем думала бабка. Конечно, несправедливо, что допуск у меня, а не у нее. Люди всегда так думают. Чем я лучше других? Мне просто повезло чуток больше и всего-то…