А ведь всего-то час назад, когда Берта охраняла обе плачущие в переговорке копии, они смотрели совершенно одинаково! Испуганно. Грустно. Нежно… Берта вернулась в памяти на час назад, невольно перебирая свои действия — не сотворила ли она чего-то, что могло засесть в памяти полукровок, вызывая желание отомстить? Да нет — вроде бы, она была предельно корректна с ними…

Впрочем, ту обёрнутую цветастым шарфиком Спуки, что конвоировала её сейчас, глядя ей в спину взглядом котёнка, Берта не боялась. Для себя она назвала её «Спуки-Жизнь», в отличие от её сестрёнки с бантиком и безжалостными глазами, окрещённую ею «Спуки-Смерть» — с нею Берта предпочитала не встречаться взглядом… Хорошо, что сейчас та куда-то отлучилась!..

А может быть, Спуки-Смерть стала такой после того, как Хартманн плюхнулся перед нею на колени, признавая её главенство над целой ордой этих оголтелых дельт? Память Берты перескочила на события десяти-пятнадцатиминутной давности, начиная с того, как она очнулась от паралича, лёжа, уткнувшись носом в холодный металл основания барного стула в телецентре. Первое, что она тогда увидела — холодные глаза только что вкусившей жертвы «Бантика», глядящие на неё через прицельную рамку её же собственного автомата, в то время, как «Шарфик», глядя на Берту немного испуганно, но при этом чуть улыбаясь уголками рта, вытягивала из упаковки несколько кабельных стяжек.

Нет — уже тогда «Бантику» лучше было не противоречить… Перед взором Берты вновь пронеслась та сцена, когда они вышли из телецентра. Трудно сказать, сколько прошло времени с момента убийства Свенсона, которого она, к счастью, не видела вживую, но вновь и вновь транслируемого на экранах в записи — она получила импульс парализатора с малого расстояния, так что отрубилась полноценно. Едва только её паралич прошёл окончательно, Спуки вывели её в коридор — как раз в тот момент, когда из-за поворота выплеснулась целая человеческая волна. Хартманн в сопровождении толпы работяг, что-то шумно скандирующих. В тот момент Берта ощутила, как усилилась хватка держащей её за предплечье Спуки «Шарфика» — та явно испугалась… Но её сестренка вышла навстречу этой толпе с автоматом в руках. Она даже не целилась, просто держала оружие в руках… Она не боялась, это точно.

От вдруг замолкшей толпы отделился техник Отто Хартманн, огромный, как медведь, он подошел к «Бантику», замер, нависая над ней… А затем вдруг плюхнулся перед ней на колени!

— Веди нас, королева! — так, кажется, он сказал…

И толпа за ним одобрительно зашумела. Что они скандировали? «Спуки, нет!», как было в записи убийства? В их исполнении это звучало как-то странно, искажённо… «Спики, но!» Как-то так, кажется… Возможно, это что-то означало на их наречии?

Как бы то ни было, но Спуки восприняла это как должное. Чуть разведя руки в стороны, она слегка поклонилась одобрительно взревевшей толпе — как артист, блестяще исполнивший главную роль в популярном спектакле…

Королева!

Вспомнив этот момент, Берта невольно негодующе фыркнула, и на неё тут же обернулся шедший впереди рабочий. Она быстро уткнулась взглядом в пол, предпочтя не развивать контакт, а вновь погрузиться в воспоминания.

Что там было дальше?

Хартманн советовался со Спуки! Как такое, вообще, возможно? Он на полном серьёзе спрашивал у неё что-то насчёт дальнейших действий? Нет, сначала Спуки спросила… Едва закончилась эта странная сцена (как её назвать? Признание? Поклонение? Коронация?..), Отто схватился за ухо и принялся резко командовать, размахивая руками. Он явно нервничал — видимо, где-то события выходили из-под контроля.

— Что за суета? — деловито осведомилась «Бантик».

— От твоего выступления начался бунт, — ответил Хартманн. — Часть дельт — мои апостолы, да и простые прихожане — они морально более-менее стойкие. Но часть… Те, чья привычная картина мира рухнула… Они полностью лишились ориентиров, и, боюсь, не в состоянии себя контролировать. Они убили Мицуи, а теперь осаждают закрывшуюся в одной из лабораторий Лору Ханнинс. Вик… в смысле, брат Райвен со своими прихожанами не в состоянии их урезонить, для этого нас слишком мало…

— Госпожа Ханнинс не должна умереть, — Спуки серьёзно посмотрела на него, и, кажется, именно тогда Берта впервые назвала её для себя «Спуки-Смерть». — Она нам нужна. И лаборатория нам тоже понадобится…

— Извини, — покачал головой Отто. — Но мы имеем дело с неконтролируемой силой.

«Бантик» задумалась на несколько секунд, обвела взглядом гудящую толпу за спиной Хартманна, а затем вдруг выдала то, чего явно не ожидала не только Берта, но и сам Хартманн:

— Я помогу вам, — сказала она. — Выделите мне в защиту двух ваших апостолов, и Копушка пусть тоже пойдёт со мной. Дайте мне десять минут… Впрочем, не надо ждать. Двигайтесь к лабораториям, встретимся там. Сестру мою возьмите с собой. Берегите её…

…Лабораторный комплекс был полон дельт. Но не тех, привычных Берте угрюмых, сосредоточенных работяг, а каких-то диковатых, разнузданных существ. Берте показалось, что она очутилась в виварии, разгромленном переполнившими его сбежавшими лабораторными обезьянами, шныряющими повсюду в поисках того, чем можно было бы поживиться. Они постоянно бросали на неё голодные, сальные взгляды, и несколько раз порывались наброситься на неё с вполне определёнными целями. Учитывая её связанное, беспомощное состояние, это дико пугало, и, несмотря на то, что Хартманн и Пратт со своими прихожанами то и дело отгоняли от неё этих похотливых дикарей, Берта находилась на грани паники. Вспоминая слова Хартманна о полностью лишившихся ориентиров, неспособных себя контролировать бунтовщиках, она чувствовала себя на грани обморока, и держалась лишь на том, что была уверена — как только она рухнет на пол, к ней устремится целая стая этих тварей, и никто уже не в силах будет их остановить…

К счастью для неё, у похотливых дельт была ещё одна пока что не особо доступная им мишень — несколько женщин, закрывшихся в одной из внутренних лабораторий, имевших, как и все внутренние отсеки, стеклянные стены. Оголтелые самцы то и дело бросались на стеклянную дверь, за которой старались не отсвечивать две копии Лоры Ханнинс, её лаборантка Огава, а