Неблагосклонность Клайда заключалась не только в том, что в его привычку давно вошло одиночество. Амари в целом не вызывала в нем симпатии. Таких девиц следовало держать от себя на более чем почтительном расстоянии – чрезмерно болтливых и наведывающихся в места, где подворачивались довольно сомнительные инициативы. Уж по поводу последнего сомневаться не приходилось, синяки на лице Амари были красноречивее всяких слов.

– Умоляю, давай передохнем, – почти плаксиво протянула Амари. – Сколько можно без отдыха бродить?

Клайд и сам не заметил, что пребывал в безостановочном движении уже довольно длительное время. Выносливость Амари определенно заслуживала похвалы, хотя бы самой скупой и сдержанной, но с губ пастора сорвался всего-навсего тяжелый вздох.

Асденская площадь, в шаге от которой остановились Клайд и Амари, являлась сердцем Иристэда – здесь гремели праздничные гуляния, здесь же казнили приговоренных. Порой одно другому не мешало. К счастью, эту ночь не настигли ни торжество радости, ни торжество правосудия. Один только фонтан проявлял признаки жизни на пустой улице – тихо шуршащие струи воды вливались в широкий бассейн под грозным взглядом мраморного венценосного льва, подобного тому, что значился на гербе Аклэртона. Между могучими лапами зверя вилась змея провинции Асден.

Амари села на каменный бортик, и Клайд нехотя присоединился.

Ночь выдалась спокойнее, чем он ожидал: до площади доносились лишь отдаленные крики из увеселительных заведений. Ни звуков ужаса, ни скорби – ничего, что вызвало бы подозрения. Оставалось тешить себя тем, что, несмотря на безрезультатность дозора, Клайд поступал правильно, и ни единой проведенной минуты в ночном городе он не обменял бы на сон в теплой постели.

Клайд не сразу уловил, что Амари странно притихла, и поднял на девушку насупленный взгляд, как бы невзначай. Охваченная какими-то неспешно плывущими мыслями, Амари водила пальцами по воде, рисуя вымышленные фигуры на темно-синей глади. С выражением спокойной задумчивости девушка производила совсем иное впечатление, отчего Клайд невольно загляделся.

Если отбросить темные ссадины, не добавлявшие лицу красоты, Амари должна быть привлекательна для мужчин. Ясные голубые глаза блестели живой искрой, в некрупных мягких чертах заложено что-то детское и невинное. Такое впечатление дополняли небольшие пухлые губы, создающие неизъяснимое ощущение чистоты и добросердечности, когда не улыбались с желчью. Темно-русые волосы заплетены в две толстые косы, выбившиеся у лба пряди колыхались по повелению свежего ветерка.

– Я солгала, – неожиданно сообщила Амари. – Нет у меня семьи. Я жила в месте, где даже друзей заводить опасно, поэтому одиночество мне не чуждо.

Клайд вздрогнул: у них было больше общего, чем он мог себе представить. Какая-то застарелая боль зашевелилась в его душе, буквально застав врасплох. Проявленное доверие со стороны Амари подкупило священника поддержать ее в этом нелегком признании.

– Иногда мне кажется, что я тоже совсем один. Отец Рю и Лироя – Сильвен Моретт взял меня в семью, когда я был мальчишкой семи лет, настоящих родителей уже и не вспомню. Меня тепло приняли в доме, но я знал, что являюсь посторонним человеком. Это сложно преодолеть. В любом случае я благодарен Сильвену за то, что он для меня сделал, и хочу нести в массы его идеи о доблести и благом деле. Но, похоже, город еще к этому не готов…

Клайд было одернул себя за чрезмерную откровенность, но встретил глаза Амари, в которых роилось столько мыслей и чувств, сколько нельзя ожидать от целого зала прихожан под сводами храма, и пастор подумал, что открыл сердце не зря.

Хотя бы ради этого взгляда.

– Как вернемся, напомни дать тебе лечащую мазь.

– Волшебную? – встрепенулась Амари. После рассказов о магических печатях другого она не ждала.

– Нет, приготовленную на травах, – Клайд неловко встал на ноги, растеряв всю осанистость. – А теперь идем, до рассвета еще час.

* * *

Амари валилась с ног, и источником усталости стал вовсе не бодрый темп дозора. Бессилие настигло ее из-за отсутствия здорового сна, возможности для которого не представилось еще с ночи прибытия в Иристэд.

Вернувшись домой с первыми лучами багровой зари, Амари застала в обеденном зале Лироя. Он сонно потягивался, не сменив мятой сорочки, но лицо уже успел скрыть за щедрым слоем белил. В сутках много минут, но существовала ли хотя бы одна, когда Лирой Моретт не оберегал свою личность столь ревностно?

– Как погуляли? – в приподнятом настроении он расположился за столом.

– Мне нужно в храм, – Клайд спешил облачиться в сутану. – Я должен быть готов к обедне.

– Даже не вздремнешь?

– У меня нет на это времени.

Клайд покинул зал, взойдя по лестнице, ведущей, судя по всему, к хозяйским спальням, – увлеченная догадками, Амари не заметила, как за спиной выросла фигура Рю.

– Обошлось без приключений? – не сводя с Лироя неподвижного взгляда, осведомился он у Амари.

– Скука смертная, – отозвалась она, ощущая смятение между враждебно настроенными братьями. – Меня, к счастью, храм не зовет, поэтому разрешите откланяться в постель.

Проскочив мимо Рю из зала, Амари завернула в коридор, но какая-то неведомая сила – вероятнее всего, обыкновенное человеческое любопытство – заставила ее остановиться и навострить слух.

– Что? – начал Лирой, посчитав, что остался с Рю наедине.

– Ты нужен сейчас Иристэду.

– Прости, что не хочу следовать воле отца, – тон Лироя звучал злой иронией.

– Ты ничему не следуешь! Считаешь, у тебя собственный путь? Не обманывайся, его нет.

–Я лучше останусь вором, чем продолжу его дело!

Воцарившееся молчание насторожило Амари. Подумав о риске попасться, она собралась отправиться по коридору дальше, но тут Рю вновь заговорил.

– Мне погано на тебя смотреть, – в свои слова он вложил столько ненависти и отвращения, что аж зашипел на Лироя змеем.

– А когда было иначе? – голос дрогнул под давлением чувства, подобного глубокой внутренней боли.

Удаляющийся в конец зала тяжелый шаг Рю обозначил конец разговора. Амари подалась вперед, стремясь избежать разоблачения…

Вдруг прижавшийся к горлу кинжал остановил ее.

– В этот раз у меня получилось застать тебя врасплох, – шепот склонившегося над ухом Лироя обдал кожу горячей волной. Обездвиженная приставленным лезвием, Амари чувствовала, как приятель улыбался за ее спиной, будучи страшно довольным собой.

– Впечатляет.

– Спасибо, – поблагодарил он и одним ловким движением убрал клинок за пояс. – Я должен быть зол на тебя за то, что ты подслушивала, но такие, как мы, не могут иначе, верно? А теперь отправляйся к себе.

Дважды повторять не пришлось. Не успев осмыслить, свидетельницей какого личного разговора она стала, Амари поторопилась убраться прочь под гнетом