Монктон искоса глянул на дежурного, уткнувшегося лицом в захламленный стол. Всего каких-то полчаса назад он отпер Элизе дверь, а сейчас уже лежит мертвецки пьяным. На самом деле это результат инъекции в шею… но на столе останется стоять почти пустая бутылка дешевого шнапса, а под столом еще две полные. Мало того, он еще и закурит на рабочем месте, а непогашенный окурок выкинет в мусорную корзину, полную бумаг, пластиковых обрезков и прочей дряни, — все это отлично тлеет и дымится.

Ну а камеры ни в зале, ни в этом скворечнике, ни в ближайших коридорах сегодня почему-то не работают.

Покуда Элизе дубасила мешок, Монктон незаметно сдвинул раму в окошке в сторону. Сделать это оказалось куда труднее, чем он рассчитывал, так что под конец ему пришлось переводить дух. И бороться с сомнениями. План, который спонтанно родился вчера в его голове, требовал слишком большого количества удачных совпадений. Но пока что пасьянс складывался лучше некуда. Если не считать того, что делать все приходилось собственными руками, чего Монктон терпеть не мог.

Бац, бац, бац, — доносились из зала глухие удары. Элизе продолжала безостановочно кружить в°круг раскачивающегося мешка, осыпая его ударами. Она тренировалась уже долго и по-прежнему не выказывала никаких признаков утомления. Монктон смотрел на это почти с восхищением. Но — враг есть враг.

Тлеющая сигарета упала в мусорную корзину. Не занялась. Пришлось поджигать бумажку. Так-то лучше. Чтобы ускорить процесс, Монктон ставит корзину на стол, поближе к щели в окне. И машет взятым со стола планшетом. Корзина дымит. Дым медленно, неохотно выползает наружу. Скоро он достигнет ближайшего пожарного датчика, и с потолка хлынет вода. Зальет весь пол, и долго не будет уходить, поскольку пожарные стоки забиты мусором. А под одной из лавок у стены, в нарушение всех норм безопасности, протянут 10-киловольтный силовой кабель. Нынче рано утром у него в одном месте немного подплавилась изоляция…

Пора. Одновременно с очередным ударом по мешку с грохотом захлопываются двери в зал, щелкает замок. Элизе замирает, оборачивается, идет к дверям, но по дороге слышит писк SMS-сообщения, пришедшего на ее телефон, валяющийся на лавке у входа. «Зря вы это. Очень зря», — говорится в послании. Элизе резко вскидывает глаза к будке дежурного и видит выползающий из окна дым. В следующую секунду на нее обрушиваются потоки воды.

Монктон убирает урну с подоконника и оставляет ее дымить у ног спящего дежурного. А затем поспешно выходит из будки и направляется к пожарной лестнице. Ему не хочется видеть, что будет дальше. Совсем не хочется.

Работают только камеры, установленные у пожарной лестницы, и они исправно фиксируют все, что происходит, а точнее, не происходит в коридоре. Ну, что же? Завтра записи с них будут старательно изучать, но увидят лишь толстого, сутулого охранника, который заметно прихрамывает и мотает головой при ходьбе. Инвалид. Таких в ночной охране много.

Чтобы изменить внешность, Монктон натянул на себя толстенные поролоновые подкладки, а сверху — форму охраны размера XXXL. Образ дополняли моржовые усы, мохнатые брови, фонарь и кобура. С заряженным пистолетом. Так спокойнее.

Что ж, теперь, чтобы поддержать этот образ, придется до утра время от времени делать круги по этажам, изображать ночного дежурного, стараясь не попасться настоящим охранникам. В шесть утра он уйдет через служебный выход — с помощью анонимного пропуска, который выправил себе в первые же недели в Kordo.

В тот момент, как Монктон нажал рычаг, открывающий дверь на пожарную лестницу, повсюду замигало освещение: ожидаемое замыкание произошло аккуратно в срок. Дернув плечом, мнимый охранник толкнул дверь. «Бог дал, Бог взял», — пробормотал он. Дело было сделано, но ни удовлетворения, ни даже какого-либо облегчения Монктон почему-то не чувствовал.

12 мая, 23:59. Развалины особняка Беллы М

На всей улице царила темнота, единственный работающий фонарь освещал почему-то именно пустующий участок, на котором едва виднелся фундамент и торчали поломанными зубами обломки стен. Из темноты под фонарь вступили две фигуры в плащах.

— Ну… Вот мы и дома, — произнес женский голос.

— Пятнадцать лет, — отозвался мужской.

— Пятнадцать лет… Я думала, ты уже и дорогу сюда забыл. А ты шел так, будто и с закрытыми глазами место отыщешь.

— Я здесь бывал много раз. И не забыл ничего.

Наталия обняла брата сзади за плечи.

— Может, это все бессмысленно и нелепо, — прошептала она. — Быть может, это всё больные фантазии. Я бы ни за что не поверила, но… Но сейчас почему-то мне кажется, что он прав.

Антон погладил ее по руке.

— Возвращайся домой, — сказал он. — То, что надо, я сделаю.

Под фонарем появился третий силуэт.

— Я провожу, — раздался голос Виктора. — Удачи.

Наталия и Виктор скрылись в темноте. Звук их шагов вскоре стих. Слабо гудел фонарь, и откуда-то издалека вместе с порывами слабого ветра наплывал гул, изредка перемежающийся потусторонними звуками, похожими на стон.

Ставя последнюю точку, Антон проткнул страницу блокнота. Предательница-слеза капнула на бумагу, угодив на слова «миражи» и «ветер». Антон со злостью прижал блокнот к рукаву. Но какая уже разница. Что сделано, то сделано.

Накатила волна холодного воздуха, да так резко, что Антон вздрогнул. Вокруг неожиданно стало светлее: подняв голову, он с изумлением увидел, как в просвете между дальними зданиями низко над горизонтом проступила сквозь тучи убывающая луна.

Несколько секунд он смотрел на нее, потом почувствовал, как блокнот выскользнул между пальцев. В тот миг, когда он упал на траву, земля дрогнула — и через пару долгих мгновений из центра города долетел тяжкий звук взрыва.

13 мая. Noctus irae. Монктон

По ощущениям, он никак не меньше двух часов бродил по бесконечному многоэтажному лабиринту штаб-квартиры, обводя фонариком пустые темные залы, кубиклы и застекленные боксы. Все это время тишину нарушали только звуки его шагов, гул вентиляции да гудение редких ламп. Лишь единожды ему пришлось свернуть и скрыться за углом, пропуская настоящих дежурных. В остальном вокруг было темно и пусто.

Вторая подряд бессонная ночь сказывалась не лучшим образом: воображение играло в какие-то свои игры, и Монктону представлялось, будто за пределами здания ничего нет, одна лишь серая пустота. Как в виртуальном пространстве…

В конце концов, он заглянул в туалет, где присел передохнуть на закрытый унитаз, да так на нем и заснул.

…Проснулся он от ощущения, что на него пристально смотрят. Вскинув голову, он не увидел ничего, кроме белесых стен туалетной кабинки. Дверь была закрыта. Сверху тоже никто не подглядывал. Чертыхнувшись, Монктон поднялся, чувствуя страшную слабость во всем теле. Вытащив телефон, чтобы посмотреть который час, он обнаружил, что аппарат завис намертво — экран светился ярко-белым. Ни перезагрузить, ни выключить его не удавалось.

«Интересно, сколько я проспал», — пробормотал себе под нос проповедник. Прислушавшись, он удостоверился, что вокруг тихо. А следовательно, все еще глухая ночь.

Он вышел в коридор. Ноги подкашивались, перед глазами плыло и мерцало. Пришлось колоть себе стимулятор. Осталась всего одна доза: ее нужно будет ввести перед построением…

Несколько секунд он стоял, опершись на стену, и ждал, когда, наконец, подействует препарат. В какой-то миг ему почудилось, что к его собственному тяжелому дыханию примешивается еще какой-то звук. Судорожно схватившись за фонарь, Монктон поводил им по сторонам. Никого. Ничего. Только собственный страх.

Монктон оторвался от стены и двинулся вперед. Во что бы то ни стало надо было выяснить, сколько времени, и если дело к утру, то выбираться на первый этаж… Ага, вот и часовое табло! Но… оно показывает 88:88.

Снова послышался посторонний, непонятный звук — какой-то шелест, словно за стенами осыпается песок. Или спешат куда-то миллионы насекомых… Что ж за мысли такие лезут…