Десятники переглянулись, но никто не возразил. Они понимали состояние своих подчиненных не хуже командира.

Борислав кивнул: — Разумно. Лучше потерять полдня, чем привести к стенам крепости толпу больных.

Но я не мог с этим согласиться. Что-то внутри меня, какая-то новая интуиция, которая появилась после всех пережитых сражений и принятых решений, кричала об опасности. Я смотрел на тонкую ледяную кромку у берегов и понимал — у нас нет полдня. Возможно, у нас вообще нет времени.

— Княжич, — сказал я тихо, подойдя к Ярославу. — Можно поговорить?

Он обернулся ко мне, и я увидел в его глазах усталость — не физическую, а душевную. Тяжесть бремени командира, который видит страдания своих людей и должен принимать решения.

— Что скажешь, Алексей?

— Ты прав, — начал я осторожно. — Люди устали. После той ночи они действительно на пределе. Но если мы остановимся сейчас…

— То что? — перебил он меня. — Алексей, посмотри на них. Посмотри внимательно. — Он указал на воинов, которые медленно, с трудом гребли. — Вот Микула. Видишь, как он кашляет? А у Ждана руки трясутся. Это не просто усталость. Они начинают болеть. Я не поведу на штурм крепости больных людей!

Микула, молодой, здоровый парень, кашлял сухим, надрывным кашлем. Ждан не мог удержать в руках веревку — она выскальзывала из его дрожащих пальцев.

— Ты прав, — повторил я. — Но если мы остановимся, мы проиграем зиме.

Я показал на ледяную кромку, которая стала заметно шире, чем утром.

— Этот тонкий лед, он словно предупреждение. У нас нет дня на отдых. У нас есть, может быть, считанные часы.

Ярослав нахмурился: — Часы до чего?

— До того, как река встанет льдом, — сказал я, и в моем голосе прозвучала уверенность, которой я сам не ожидал.

— Да откуда ты это знаешь⁈ — вспыхнул Ярослав. — Ты не речник! Ты повар! Федор говорит одно, ты — другое. Кому мне верить?

— Мне, — спокойно ответил я. — Не потому, что я лучше разбираюсь в реках, а потому, что я понимаю простые вещи.

Я подошел ближе, понизив голос:

— Слушай меня внимательно. Посмотри на лед — он растет с каждым часом. К вечеру он станет еще толще. К утру — еще толще. Мы можем остановиться сейчас, дать людям отдых, и завтра проснуться в ледяной клетке. Или мы можем дойти до цели и там устроить полноценный отдых.

Я указал вперед, туда, где лежала наша цель:

— Там нас ждет не просто берег. Нас ждет тепло, укрытие, возможность развести большие костры и нормально выспаться. Но только если мы туда доберемся. А если останемся здесь…

Ярослав посмотрел на ледяную кромку, потом на меня:

— Ты предлагаешь рискнуть всем?

— Я предлагаю идти до конца, — ответил я. — Мы сейчас не в обычном походе. Мы в гонке — со временем, с погодой, с собственными силами. В этой гонке есть только два варианта: дойти или погибнуть. Промежуточных остановок нет.

Я посмотрел ему в глаза:

— Лучше привести измученных людей к цели, где они смогут отдохнуть по-настоящему, чем потерять их всех во льдах посреди вражеской территории. Там, впереди — спасение. Здесь, если мы остановимся — смерть.

— А толку от этой гонки, если я приведу к стенам замерзших, полуживых людей? — Ярослав указал на воинов. — Что толку в нашей внезапности, если у них не хватит сил поднять меч?

— Хватит сил, — твердо сказал я. — И поднимут мечи, и стены возьмут. Потому что альтернатива — смерть во льдах. Мой «Железный Запас» рассчитан именно на такие случаи. Он будет поддерживать их тела до самого конца.

Я посмотрел ему в глаза:

— Ярослав, подумай как командир, а не как человек. Да, сейчас остановка кажется милосердием, но это ложное милосердие. Настоящее милосердие — довести их до цели живыми, а для этого нужно идти прямо сейчас, пока река еще держит.

— Ты просишь меня поставить на карту жизни моих людей, — медленно проговорил Ярослав.

— Я прошу тебя спасти их, — ответил я. — Их жизни уже поставлены на карту самой ситуацией. Мы можем только выбрать — проиграть их здесь и сейчас или довести до победы. Третьего варианта нет.

Ярослав молчал, глядя то на меня, то на своих воинов. Я видел, как в нем борются командир и человек. Командир понимал неумолимую логику ситуации, а человек не мог смириться с тем, что нужно требовать от людей невозможного.

— И что ты предлагаешь? — спросил он наконец. — Как довести их до цели, не убив в дороге?

— Я предлагаю довериться моей кухне, — сказал я с легкой усмешкой. — У меня есть то, что поставит их на ноги лучше любого сна. Горячая еда, правильная еда. И главное — у меня есть эликсиры.

Я достал из своего мешка небольшую сосуд с золотистой жидкостью.

— «Бодрящий корень» в концентрированном виде. Несколько капель на человека — и они будут грести, если понадобится. Без вреда для здоровья.

Ярослав посмотрел на склянку, потом на меня: — Ты уверен?

— Уверен, — кивнул я. — Но решение принимать тебе. Ты командир.

Долгое молчание. Ярослав смотрел на воду, на тот предательский лед, который медленно, но неуклонно сжимал реку в своих объятиях. Потом посмотрел на своих измученных людей.

— Сколько времени тебе нужно, чтобы их накормить и… подлечить? — спросил он.

— Час. Максимум полтора.

— Тогда делай, — решительно сказал Ярослав. — Я надеюсь на тебя, Алексей.

Ярослав кивнул и повернулся к десятникам: — Меняю приказ! Дневки не будет. Один час на еду и отдых. Затем продолжаем путь.

Борислав удивленно поднял брови: — Княжич, люди…

— Люди получат то, что им нужно, — перебил Ярослав. — Алексей, начинай.

Я кивнул и бросился к своим припасам. У меня было меньше часа, чтобы превратить изможденную, полуживую команду в боеспособный отряд и я собирался это сделать.

Первые два часа мы держались. Мой «Железный Запас» работал как отлаженный механизм — каждые полчаса я подавал сигнал, и по лодкам разносили горячий бульон. Помимо него в ход пошли и эликсиры. Самым измученным я давал по капле «Гнева Соколов» — ровно столько, чтобы поддержать боевой дух, но не истощить окончательно.

Весла молотили воду с упорным, размеренным ритмом, а лодки резали течение, продвигаясь