Мы обошли этот капкан.

Когда последняя лодка встала на чистую воду, по отряду пронесся тихий, облегченный вздох. Воины падали на скамьи, переводя дух. Они смотрели друг на друга, и на их грязных, измученных лицах появлялись слабые, гордые улыбки. Мы победили. Не силой, а упрямством и хитростью.

Но радость была преждевременной.

Когда утренний туман, до этого бывший нашим спасительным покровом, начал медленно рассеиваться под первыми лучами солнца, мы увидели то, что заставило кровь застыть в жилах.

У самых берегов, там, где течение было самым слабым, на темной воде плавала, едва заметная кромка льда.

Зима дышала нам в спину. Она больше не была далекой угрозой. Здесь, на этой реке, и с каждой холодной ночью ее ледяные пальцы будут сжиматься все сильнее, грозя запереть нас в этой враждебной земле.

Я посмотрел на Ярослава. Он смотрел на меня. Восторг от только что одержанной победы в его глазах сменился новой тревогой. Мы обошли врага, которого можно было убить или обмануть, но нашего главного противника — зиму — обойти не получится. Гонка со временем вступала в свою решающую фазу.

Глава 4

Утренний туман рассеялся, но солнце так и не выглянуло. Небо висело над нами тяжелой, свинцовой крышкой, из которой, казалось, в любой момент мог хлынуть ледяной дождь или первый снег. Воздух стал другим — холодным, режущим, обжигающим легкие при каждом вдохе. Тот самый воздух, который предвещает настоящие морозы.

Я сидел на веслах и смотрел, как наши воины, еще час назад радовавшиеся удачному обходу вражеского дозора, теперь с нарастающей тревогой поглядывают на берега реки. То, что они там видели, заставляло их лица каменеть.

Тонкая, почти прозрачная кромка льда тянулась вдоль берегов, словно река примеряла на себя зимний панцирь. Лед был еще хрупким, тонким, как стекло, но он был. Зима перестала быть далекой угрозой. Она пришла и дышала нам в затылок.

— Алексей, — тихо позвал меня Ярослав. Его голос звучал натянуто. — Подойди.

Я перебрался к корме, где княжич совещался с десятниками. Их лица были мрачными, как это серое небо над нами, но в глазах горела та же решимость, что и у их командира.

— Что скажешь? — кивнул Ярослав в сторону ледяной кромки.

Я посмотрел на воду. На темную, еще свободную поверхность в центре русла, и на эти предательские белые полоски у берегов. Честно говоря, я не знал, что сказать. В моей прошлой жизни я не был ни речником, ни рыбаком. Лед для меня был просто льдом.

— Пока основное русло чистое, — сказал я неуверенно. — Течение вроде бы должно мешать льду схватываться… но я не знаю, княжич. Не разбираюсь в этом.

— А я разбираюсь, — хмуро проговорил десятник Федор, всю жизнь проживший у реки. — И скажу прямо — дела плохи. Если ночью ударит мороз покрепче, к утру можем проснуться в ледяной клетке.

— Тогда не будем просыпаться в ледяной клетке, — жестко сказал Борислав. — Будем грести без остановок. День и ночь, если понадобится.

— Согласен, — кивнул десятник Иван. — Люди выдержат. За князя и за дело выдержат всё.

В этот момент к нашей лодке подошла долбленка с разведчиками. Те самые, что ходили проверять путь вперед по течению. На их лицах я не увидел ничего хорошего.

— Что там? — коротко спросил Ярослав.

Старший разведчик выглядел удрученным.

— Верст через пять река входит в озеро, княжич. Большое, широкое. Там течения почти нет. — Он помолчал, подбирая слова. — А лед там уже показывается. Тонкий пока, но если мороз усилится…

— За одну ночь может схватиться наглухо, — закончил Федор. — Озеро — оно как чаша. Вода там стоячая. Первым делом и замерзает.

Наступила тягостная тишина. Все понимали: озеро — это ловушка похуже любого вражеского дозора, но ни один из десятников не произнес слова об отступлении. Они смотрели на Ярослава, ожидая приказов.

— Сколько нам нужно, чтобы пройти озеро? — спросил Ярослав.

— При хорошем ходе — полдня, — ответил разведчик. — Но там ветер встречный, злой и холодный, до костей пробирает. Может, и целый день потребуется.

— Есть еще кое-что, — добавил разведчик, и его голос стал еще мрачнее. — На дальнем берегу озера видели дым. Может вражеский разъезд, а может и рыбаки. Нам лучше не встречаться ни с теми, ни с другими.

Ярослав кивнул, словно и ожидал таких новостей.

— Значит, нас ждут и лед, и враги. — Он посмотрел на своих десятников. — Что скажете?

— Скажем — идем, — твердо произнес Иван. — За что шли, за то и идем. А что нас лед с врагами пугать будут — так мы не девки боязливые.

— Верно говорит, — поддержал Федор. — Назад дороги все равно нет. Только вперед.

— Тогда передать всем лодкам, — сказал Ярослав. — Усиливаем ход. Гребем без остановок. Пока река нас держит — идем, а там видно будет.

В его голосе звучала решимость. Не бравада, а расчет воина, который знает — отступать некуда.

Я смотрел на этих людей и понимал: они идут в смертельную ловушку с открытыми глазами и никого из них это не останавливает. Такие вот они, эти средневековые воины. Простые, прямые, и готовые умереть за своего князя.

Но я, глядя на эти белые полоски льда, которые с каждым часом становились все шире, не мог отделаться от мысли: в этой гонке со временем мы начинаем проигрывать.

Мы гребли уже два часа подряд, когда Ярослав дал команду причаливать к небольшому островку, поросшему ольхой. Его лицо не выражало эмоций, но я видел, как он смотрит на своих людей — с болью и тревогой.

Воины действительно выглядели ужасно. Адская ночь в протоке, когда они тащили лодки волоком по топкому берегу, подорвала их силы больше, чем я думал. Они гребли молча, напрягая последние силы, но их движения становились все более вялыми. На некоторых лицах я уже различал признаки того опасного изнеможения, которое предшествует болезни.

— Высаживаемся, — скомандовал Ярослав. — Разводим костры. Готовим горячую еду. Спим по очереди. Людям нужен