Кулагин лежал на кровати, опутанный проводами и трубками. Интубационная трубка еще была на месте, но он уже начинал приходить в себя. Его глаза медленно фокусировались на белом потолке.

— Вот и наш герой очнулся! — прокомментировал Фырк, который уже успел устроиться на мониторе. — Смотри, какой бледненький! Прямо как простыня, на которой лежит! Слился совсем.

Кулагин попытался что-то сказать, но трубка, торчащая из горла, помешала ему. Он поднял руку и указал на нее.

— Пока рано, Михаил Вячеславович, — мягко сказал я, подходя ближе. — Вы меня слышите? Кивните, если да.

Он медленно, с трудом, кивнул.

— Отлично. Я должен вам кое-что объяснить. Ваша первая операция прошла не совсем так, как мы планировали. Но благодаря ей, мы наконец-то нашли истинную причину вашей болезни. У вас редкое генетическое заболевание — синдром МЭН-1. В вашем организме есть несколько маленьких опухолей, которые вырабатывают гормоны. Именно они и вызвали ту самую язву.

Глаза Кулагина расширились от ужаса.

— Это не рак, — я поспешил его успокоить. — Пока еще не рак. Но чтобы он им не стал, нам нужна еще одна операция. Более сложная. Мы должны найти и удалить все эти опухоли. Иначе вы будете всю жизнь сидеть на лекарствах, которые только снимают симптомы.

Я сделал паузу, давая ему возможность осмыслить услышанное.

— Операция рискованная. Могут быть осложнения. Но есть очень хороший шанс на полное излечение.

Он жестом попросил что-то, чем можно было бы писать. Медсестра тут же принесла ему небольшой электронный планшет. Дрожащей рукой он вывел на экране: «ЧТО ЗА ОПЕРАЦИЯ?»

— Она будет более точной и менее травматичной, чем первая. Мы будем использовать специальное устройство — интраоперационное УЗИ, — я начал терпеливо объяснять, понимая, что сейчас от ясности моих слов зависит его решение.

— Поймите, Михаил Вячеславович, обычное КТ, которое вам делали, видит мир как рентген. Оно отлично различает кости, воздух, мягкие ткани. Но лучи проходят через все ваше тело — через кожу, жир, мышцы, кишечник. Все эти слои создают «фон», «шум», который сильно снижает четкость изображения. Для томографа маленькая опухоль размером с горошину, имеющая почти такую же плотность, как и сама поджелудочная железа, — просто невидима. Он видит ее как часть органа, а не как отдельное, инородное образование.

Я сделал паузу, давая ему это осознать.

— А вот интраоперационное УЗИ — это совсем другое. Во время операции хирург прикладывает специальный, очень маленький, стерильный датчик непосредственно к самой поджелудочной железе. Понимаете?

Он слабо кивнул.

— Никаких помех, — продолжил я. — Ни кожи, ни жира, ни мышц. Сигнал идет прямо в ткань. А для таких «контактных» исследований мы используем датчики с очень высокой частотой. Это дает нам невероятно высокое разрешение, детализацию до долей миллиметра. Мы увидим и сможем удалить даже самые крошечные, самые глубоко спрятанные опухоли, которые не покажет ни один другой сканер. Мы будем действовать не вслепую, а с ювелирной точностью.

— Ну давай, двуногий! Дави на больное! — подгонял Фырк. — Скажи ему про внука! Это всегда работает!

Кулагин снова что-то медленно написал: «ЧТО ДЕЛАТЬ?»

Я присел на край его кровати.

— Михаил Вячеславович, я не могу принять это решение за вас. Но могу сказать одно. Риск есть. Но есть и реальный шанс на полное излечение. Если бы на вашем месте был мой отец, я бы настаивал на этой операции. И я лично буду стоять рядом с вами в операционной от первой до последней минуты операции. Я верю, что мы справимся. И вы еще увидите, как ваш внук пойдет в школу, как закончит ее, как приведет к вам знакомиться свою первую любовь…

В глазах Кулагина блеснули слезы. Он долго смотрел на меня, потом на фотографию на тумбочке, потом снова на меня. Затем он снова протянул руку к планшету.

И твердой, уже не дрожащей рукой, вывел на экране одно-единственное слово.

Глава 4

«СОГЛАСЕН».

— Молодец, двуногий! — Фырк мысленно аплодировал. — Красиво уговорил! Прямо до слезы пробрало! Настоящий психотерапевт!

Я только усмехнулся про себя. Самое сложное было еще впереди.

— Я рад, что вы приняли правильное решение, Михаил Вячеславович, — кивнул я.

С этого момента все закрутилось с невероятной скоростью. Я тут же отдал распоряжения сестринскому посту, и механизм предоперационной подготовки был запущен. Нужно было успеть все за сегодняшний день. Ждать было нельзя.

Прошло три часа лихорадочной, почти военной подготовки. Время пролетело как один миг.

Анализы были перепроверены трижды, дополнительный запас крови и плазмы доставлен в операционную, инструменты разложены с хирургической точностью.

Я стоял у большого окна предоперационной и наблюдал, как медсестры заканчивают готовить Кулагина к транспортировке.

— Нервничаешь, двуногий? — Фырк уселся на подоконнике рядом и с любопытством смотрел на ту же сцену. — А ведь ты сам во все это ввязался. Мог бы спокойно отправить его во Владимир, пусть бы там с ним и мучились.

— Во Владимире его бы залечили таблетками до смерти, — мысленно ответил я, не отрывая взгляда от пациента.

— О, какой благородный! — фыркнул мой фамильяр. — Спаситель человечества! А что, если ты ошибаешься? Если мы не найдем эту твою вторую опухоль? Если она вообще где-нибудь в пятке у него сидит?

Я не ответил. Риск, который мы на себя брали, был огромным. И я осознавал его в полной мере.

В операционной царила напряженная, густая тишина. Кулагин уже лежал на столе. Артем Воронов, предельно сосредоточеный, склонился над аппаратурой, в последний раз проверяя все показатели. Он понимал — сегодня от его работы зависело, сможет ли пациент пережить наши эксперименты.

Шаповалов стоял у инструментального столика и методично, почти агрессивно, перепроверял каждый зажим, каждый скальпель. В его движениях, обычно отточенных и уверенных, сегодня проскальзывала едва заметная скованность.

Можно понять. Он опытный хирург, сегодня шел в бой вслепую, и это его явно бесило.

— Все готовы? — спросил он, обводя тяжелым взглядом всю операционную бригаду.

Медсестры молча кивнули. Я поднял руку, в которой держал длинный, похожий на дирижерскую палочку, интраоперационный УЗИ-датчик в стерильном чехле. Мое официальное оружие.

Прежде чем начать, я наклонился к Кулагину, который уже был в полудреме от премедикации.

— Михаил Вячеславович, — тихо сказал я, чтобы слышал только он. — Не волнуйтесь. Все будет хорошо. Просто