Внезапно картинка переместилась вбок, словно оператор решил повернуть камеру; я увидела с два десятка мужчин и женщин, стоявших по обе стороны от того, чьими глазами мне довелось лицезреть те далёкие события. Все они были уверены в себе, удовлетворены исходом погони. Ко мне — к Феликсу?.. — то и дело обращались вопросительные взгляды.

Вспышка… Прямо перед моим носом рассыпалась сотней сверкающих брызг огненная смерть. А потом взгляд выхватил из толпы союзников миниатюрную брюнетку средних лет с коротко остриженными волосами и миндалевидными карими глазами.

— Спасибо, Марта, — это был голос Феликса; с минуту он помолчал. — Собственно, ничего другого я и не ждал. После того, что они учинили в Ковене… Действуйте по своему усмотрению, трибунал всё равно приговорит всех. Только оставьте девчонку! Лида… нужна живой. Кто-то должен ответить…

Дальше начался сущий ад. Казалось, сами стихии сошлись в дикой пляске огня и ветра: воздух кричал от боли, пока его разрывали осколки так и сыпавшихся с обеих сторон заклинаний. Стена пламени пробежала по полянке, растопив остатки умирающего снега; с двух сторон раздался нечеловеческий крик — кто-то не успел поставить щит. А может, и не умели толком, ведь там, по другую сторону, собрались хоть и одарённые, но всё-таки самоучки.

Вспышки ослепительного света то и дело разрезали прозрачный весенний сумрак; то здесь, то там темно-зелёный покров прошлогодней травы взрывали искрящиеся молнии и вихри острого, словно нож, ветра. В этой мешанине обезумевших лиц, нечеловеческих криков и завораживающе красивых заклинаний, несущих столь безобразную в своём неприкрытом виде смерть, я почти перестала различать, где преследователи, а где — их жертвы. В какой-то момент мне стало казаться, что я навсегда застряла в этом пекле, хотя вряд ли прошло больше нескольких минут. Но всё вдруг прекратилось так же внезапно, как началось.

Пара десятков недвижных тел осталось лежать на почерневшей земле. Тот, чьими глазами я смотрела на весь этот ужас, лишь мельком окинул взглядом поле битвы, очевидно, нисколько не интересуясь изуродованными фигурами, пять минут назад бывшими людьми. Взор остановился на едва держащейся на ногах женщине — той самой, с горящими глазами, которая являлась негласным предводителем бунтовщиков, а для меня — только лишь бабушкой, которую я никогда не знала… Кажется, она совершенно не пострадала в этом смертельном светопреставлении — только была до предела измотана, так что буквально висела на руках двух удерживающих её мужчин. Феликс медленно приблизился к ней, и вот уже измученное лицо оказывается в шаге от меня…

Едва чёрные отполированные кольца тяжёлых наручников замкнулись на красивых запястьях, мужчины как по команде отпрянули в разные стороны; мерцающее синее свечение, исходящее от их ладней, медленно затухло. Женщина покачнулась и неловко выставила вперёд ногу, чтобы не упасть. Похоже, в вертикальном положении её удерживали исключительно ослиное упрямство и безграничная гордость. Сильные цепкие мужские пальцы правой руки дотронулись до нежного подбородка, заставив волшебницу посмотреть в глаза оппонента Массивный золотой перстень с просто неприличных размеров красно-розовым рубином на указательном пальце притягивал взгляд, точно окаменевшая кровь.

— Ну и чего ты добилась? — голос Феликса звучал скорее грустно, чем издевательски.

Она ничего не ответила; в бесстрастных глазах, казалось, не осталось места эмоциям — лишь бесконечное безразличие и презрение ко всему происходящему.

— Лида, Лида… Я ведь предупреждал тебя. Помнишь, тогда, когда всё это можно было предотвратить?.. Разве я не просил тебя проявить немного терпения и благоразумия, пока ты не порвала с Ковеном окончательно?

— Чего ты ждёшь? — прошипела чародейка и вновь покачнулась.

— Хочешь геройски погибнуть? — теперь уже в голосе явственно послышались язвительные нотки. — Не так просто, дорогая. Лавры мучеников достались твоим птенцам, как видишь… И не жалко тебе этих детей?

— Нет! — слово прозвучало как презрительный плевок. — Тебе лучше других известно, зачем мне понадобились молодые таланты. Может, хотя бы это заставит Ковен задуматься!.. Оторвать голову от своих бесконечных дел и просто взглянуть по сторонам! Посмотри, во что они превратили наше дело, во что они превратили магию?! Это так же мерзко, как заставлять искусство работать на государство — у нас вся страна в этом погрязла… Почему мы должны растрачивать свой талант на какую-то низость, почему должны подыгрывать этой шайке властолюбивых стариков? Почему моё волшебство — это чудо, этот дар, олицетворяющий свободу — должно подчиняться чьей-то бездушной воле, быть скованным какими-то глупыми условностями и чьими-то бессмысленными приказами?! Магия — это творчество, а Ковен хочет превратить её в бездушный инструмент; они убивают наш дар, губят саму его природу!..

Она всё-таки упала, когда сильные пальцы на подбородке внезапно ослабили хватку. В светлых глазах промелькнула тень нестерпимой боли и ненависти — не к нему, а к собственной слабости. Подняться женщина уже не пыталась — она лишь обессиленно сидела на земле, ссутулившись, подогнув под себя ноги в высоких сапогах и склонив голову.

— Это скоро изменится, я говорил тебе. Пара десятков лет, ну чуть дольше… Если бы ты вела себя более благоразумно и слушала хоть кого-то, помимо собственной гордости и глупости, у тебя был бы шанс не только увидеть это своими глазами, но и непосредственно поучаствовать.

— Нет! — прошептала волшебница полным муки голосом. — Неужели ты правда в это веришь?.. Веришь, что тебе позволят что-то изменить?

— Думаешь, я буду спрашивать?.. — зло прошипел Феликс. — Нет, Лида, не буду. Как видишь, у меня хватило ума не поддаться твоим бредовым идеям — хотя, стоит признать, красноречия тебе не занимать, такие воодушевляющие речи… до сих пор не могу забыть. А теперь, спустя всего четыре года, я возглавляю отдел безопасности Ковена — я, мальчишка, которому нет и тридцати!.. Ты же добилась лишь того, что по твоей вине погибло два десятка талантливых молодых магов, а вскоре ты и сама увенчаешь список жертв. И как ты думаешь, у кого больше шансов изменить ситуацию: у пойманной преступницы или у молодого одарённого волшебника, делающего стремительную карьеру и не обделённого мозгами к тому же — в отличие от тебя.

— Значит, таков твой план?.. — выдохнула чародейка, с усилием вскинув голову; впервые в глазах её промелькнуло что-то человеческое, не безумное.

— Как будто я не говорил тебе этого раньше, — я явственно почувствовала, что при этих словах Феликс досадливо поморщился.

— Говорил, но… честно говоря, я не придала этому большого значения. Не думала, что это возможно, не видела такого способа. Я была уверена, что ты просто струсил или испугался за меня, хотел отговорить, протянуть время в надежде, что я смирюсь.

— Это тоже. Лида, твой дар слишком прекрасен, чтобы вот