Как раз показалась очередная тварь, и, закрыв собой людей, я вытянул свой ножичек вперед и приготовился к последней схватке. Сделав пригласительный жест лезвием, крикнул:

— Ну давай, иди сюда!

Но тварь вдруг отступила назад, и в этот момент подул ветер. В разряженной атмосфере стало тяжело дышать, но и огонь начал опадать, а дым улетучиваться вверх. Видимость значительно улучшилась, и я увидел, как около трех десятков огнегривов метаются между деревьев из стороны в сторону, не решаясь к нам приблизиться. Я с удивлением посмотрел на свой ножичек и неожиданно услышал за спиной голос Когтя:

— Приготовиться!

Я обернулся и обнаружил в метрах двадцати от себя плотную шеренгу подростков, которые держали чародины на изготовку, спереди же их прикрывали обычные мужики с деревянными копьями.

— Да чтоб меня, это же классическая линия пехоты! — пробормотал я пораженно.

Догадаться, что произойдет дальше, было не трудно, и с криком «Ложись!» я рухнул на людей, прижимая их к земле.

— Огонь! — услышал я команду Когтя и следом за ней следующую: — Перезаряжай!

Сразу же упало восемь огнегривов, а остальные заметались еще быстрее, не собираясь сдаваться, но через мгновение я снова услышал:

— Огонь! Перезаряжай!

Минуты две продолжалось это истребление, пока не упала последняя тварь, а я почувствовал, как меня кто-то дергает за плечо.

— Живой, княже? — спросил Воледар.

Я перевернулся на спину и, глядя ему в глаза, с улыбкой сказал:

— Где-то я это уже слышал…

После чего свет в глазах потускнел, и я отключился.

* * *

На небе проносились красноватого оттенка облака, а под ними на холме стояли братья Христовы. Их одежда горела, и языки пламени облизывали им лица, но они словно не замечали этого. Сотни слуг Господа продолжали охранять ковчеги, не сдвигаясь с места. Но и Святыни были объяты синим пламенем, возвышаясь над всеми, словно маяки.

Вспышка! Все вокруг замерцало, и на том же холме остались обугленные остовы, вокруг которых лежали сотни горсток пепла. Через мгновение налетел сильный ветер, подхвативший пепел и поднимая его в воздух. Казалось, что черная взвесь праха поднимается до самых небес.

Вспышка! Горящий город, на улицах черные фигуры людей, стоящие на коленях и молящиеся Господу. Снова тот же ветер принялся постепенно стачивать эти фигуры, унося частички куда-то за стены города.

Вспышка! Черный прямоугольный тоннель, бесконечный, ему нет конца и края. Он идет по этому тоннелю, касаясь руками светящихся символов.

Вспышка! Голубая сфера, вокруг которой абсолютная темнота. Она пульсирует и издает звук, будто мощный поток воздуха проносится в ущелье. Он пытается сопротивляться, но сфера сильнее, и он приближается к ней все быстрее и быстрее. Куда не посмотри, всюду голубоватый свет. Вспышка!

Он вдруг почувствовал, что лежит на спине, укрытый каким-то тряпьем. Слышались хорошо узнаваемые звуки леса и еще что-то бурно обсуждающие приглушенные голоса. «Где я?» — подумал он и открыл глаза. Точнее попытался открыть оба глаза, но свет увидел лишь один.

С трудом сдержавшись от желания потрогать невидящий глаз, он обвел пространство другим. Потолок и стены тканевые, и все это удерживают деревянные жерди. «Палатка», — подумал он и слегка повернул голову, что тут же отдалось болью в висках. Он зажмурился, пережидая приступ, а затем снова открыл глаз.

Он заметил, что лежит практически у земли, среди десятка людей, так же лежащих на нехитрой подстилке. Рядом с некоторыми стояли корзинки и бутылки, такую же утварь он обнаружил и рядом с собой. А в нос ударил резкий запах, который он раньше не замечал, и это натолкнуло его на мысль, что это зельная палатка. Хотя какая еще она может быть, если здесь лежат увечные.

Убедившись, что здесь безопасно, он попытался приподняться, но мгновенно пришла тошнота, а по всему телу прокатилась боль. Казалось, что каждый миллиметр кожи болит, будто он горит в адском пламени. Такого он уже стерпеть не смог, и из его рта вырвался полный боли стон.

Ощущение времени пропало, и ему казалось, что это продолжается вечность, но сквозь затуманенный болью разум он почувствовал, как что-то прохладное легло на лоб, и прямо над ним послышался уже немолодой женский голос.

— Слава Тебе, Господи, очнулся. Тихо, тихо, не двигайся.

Боль немного стихла, и он снова открыл глаз. На него смотрела обладательница голоса, женщина лет сорока — пятидесяти, с добродушным лицом. Она держала руку на его лбу, а затем пропала из виду и вскоре появилась вновь.

— А мы уж думали, не очнешься, — продолжила женщина. — На вот, выпей, полегчает.

Она поднесла к его рту чашку и другой рукой аккуратно приподняла ему голову. Пить хотелось неимоверно, поэтому он жадно припал губами к сосуду, а женщина продолжала говорить:

— Народ поговаривал, что мертвеца носим уже четвертый