Мне уже попадались молодые листья — вытянутые, с характерной рельефной жилкой. И хотя чай можно было заваривать как из листьев, так и из тонких, душистых стеблей, по-настоящему удачной считалась только одна находка — цветущий куст.

Цветёт эриней душистый всего раз в три года. Один-единственный раз. Цветки его невзрачны, светло-дымчатые, почти сливающиеся с фоном, и только если знать, как искать, можно понять, что перед тобой не просто побег — а сокровище.

Я подошёл к первой арке.

Мох густо облепил основание, корни вились между камнями, под ногами скользили влажные листья. Я замедлил шаг, прислушиваясь к собственному дыханию. Сердце било ровно, но в груди ощущалось знакомое напряжение — неторопливое, спокойное, как у охотника, который знает, что зверь где-то рядом.

И я знал: если повезёт — именно здесь будет тот самый куст. Цветущий.

Первую арку я осмотрел внимательно. Мох, влажная трава, следы старых корней — всё казалось знакомым, но эринея здесь не было. Ни молодых побегов, ни тем более цветущего куста. Только пустая земля, будто трава ушла отсюда давно и не планировала возвращаться. Я встал, отряхнул ладони и медленно выдохнул. Не то чтобы я ожидал лёгкой удачи — но всё равно ощутил неприятную тяжесть, когда понял, что время уходит, а главная цель так и не найдена.

Но останавливаться было рано. Я пошёл дальше.

Воздух начал меняться. В нём чувствовалась влажность, чуть больше сырости, чем раньше, и лёгкий запах гнили — не резкий, но ощутимый. Я замедлил шаг. Остановился. Что-то царапнуло слух.

Не звук — ощущение. Будто по склону впереди кто-то прошёл, оставив после себя шорох. Или… скрежет. Не громкий, но неестественный, животный. Я напрягся. Вторую арку я заметил слева, почти сразу — полуобрушенная, заросшая плющом, она пряталась в тени, но всё моё внимание уже было направлено вперёд.

За поворотом, всего в двух десятках шагов, что-то было. Я притормозил, медленно и почти беззвучно шагнул ближе, стараясь не зацепить ни одного камня под ногой, ни единого сучка. Выглянул из-за валуна.

Ржанники. Пара хищников — с волчьими мордами, шкурами, будто покрытыми каменной крошкой, и длинными цепкими лапами, — раздирала тушку какого-то животного, издали похожего на упитанного кролика. Один ржанник навалился на тушу всем телом, другой вытягивал из неё сухожилие, при этом хрипло урча, как будто его можно было сбить только ударом в шею.

Я замер. Дышать старался как можно тише. С этими тварями лучше не сталкиваться лицом к лицу — они редко нападали на вооружённых людей, но и убегать не спешили, если чувствовали запах крови. К счастью, сейчас они были заняты. И я — был не в их списке.

Медленно, почти незаметно для самого себя, я шагнул назад. Один. Второй. И только после третьего шага позволил себе выдохнуть чуть глубже. Арка слева, что казалась второстепенной, теперь стала шансом. Я решил рискнуть.

Местность встретила меня тишиной. Не мёртвой, а настороженной — той, в которой шорохи гаснут в мхе, а капли дождя будто не решаются падать громко. Камни, заросшие мхом и лишайником, тянулись вверх, образуя неровную дугу, под которой воздух становился прохладнее, будто старое место отгораживало себя от остального мира. Я сделал шаг вперёд и замер.

Здесь было что-то… особенное. Неуловимое. Влажность земли, лёгкий туман, приглушённый свет, который с трудом пробивался сквозь заросли над аркой, создавали ощущение, будто я ступаю не просто на тропу, а пересекаю границу между обычным и тем, что держится в стороне — древним, хрупким и молчаливо наблюдающим.

Я двигался осторожно, словно каждое касание ботинка к земле могло нарушить незримое равновесие. Внимание было напряжено до предела, дыхание сдержанное, будто сам воздух мог выдать меня. Пальцы чуть дрожали, когда я раздвигал траву и вглядывался в подножие камней, пытаясь заметить хоть намёк на знакомый силуэт — тонкие изогнутые листья, серебристо-зелёный оттенок, тот едва уловимый рельеф жилок, который нельзя спутать ни с чем другим.

Но ничего не было. Только мох, редкие побеги других растений, да влажная, упрямая земля, будто не желающая делиться тем, что может дать. И всё же — я продолжал идти, шаг за шагом, будто за каждым поворотом может скрываться нужный мне куст. Цветущий. Тот самый. Единственный, что встречается раз в три года. Всё внутри тянулось к нему, как к оправданию — не только похода, но и вообще этого упрямого желания сохранить привычный мир.

И вот — когда надежда почти начала тускнеть — я увидел их.

Два маленьких кустика. Почти спрятанных в тени у подножия обломанного камня, прижавшихся друг к другу, как будто земля сама решила расположить их поближе, уберечь от глаз. Никаких цветов. Ни одного. Только листья. Узкие, с чуть поблёскивающим налётом, и всё же — настоящие.

Я присел рядом и долго смотрел, даже не касаясь. Просто… вглядывался. Убеждался и перепроверял, будто сам не верил глазам. Ткань реальности натянулась, сердце забилось чаще, но не от восторга — от осознания, насколько мал и прост этот момент… и насколько он ценен.

Скромные. Упрямые. Настоящие. Не цветущие — но живые.

Я медленно вытянул нож, с усилием вытянув из-за спины руку, которой будто не хотелось нарушать эту хрупкую гармонию. Касаясь травинок, я чувствовал их прохладу даже через металл, словно сама природа говорила: «Бери… но аккуратно».

Я срезал их по одному. Лист, стебель, побег. Каждый — с уважением. Бережно и не спеша. Как нечто, что требует не техники, а внимания. Как будто я не резал — а принимал дар.

Коробочка легла в ладонь, словно сама просилась быть использованной. Я уложил побеги на подложку, поправил мягкую ткань, чтобы ничего не смялось. И когда закрыл крышку — не хлопком, не щелчком, а почти касанием, — внутри меня родилась наполненная тишина.

Да, это были не цветы. Да, их было всего два. Но я чувствовал: мне не нужно больше, чтобы знать — я не зря пришёл. Не зря искал. Не зря надеялся. Эта находка не кричала о себе, она просто была. И этого оказалось достаточно.

Я аккуратно уложил коробочку с побегами в самое защищённое место сумки, затянул ремни и ненадолго задержал взгляд на том углу, где среди мха