Не случайно Чебурашка вернулась. Должен был кто-то помочь мне сберечь Ксюшу, должен кто-то повести её дальше, в будущее. Теперь я знаю — всё, что я сделал, сделал правильно. Узор в калейдоскопе сложился именно таким, каким я видел его однажды. Каким Время, упрямое и непредсказуемое, но вовсе не равнодушное, показало мне его. Поднесло на миг окуляр калейдоскопа к моему глазу — смотри! Я взглянул и не понял. Но узор существует! Тот человек из прошлого Ирины и Ксюши, так похожий на меня, — это я и есть! Здесь и сейчас то самое место-время, о котором они будут вспоминать. Ирина даже имя его называла, но я не запомнил, посчитал неважным.

И ещё она говорила: «его больше нет». Значит, не дожить мне до две тысячи восьмого… чёрт с ним! Разве это так важно? Я согласен. Пусть мне осталось всего несколько лет счастья… да пусть и несколько месяцев — я согласен. Жизнь за жизнь — не такая уж большая цена.

Ирина всё ещё терпеливо ждала. И я сказал. Набрал полную грудь воздуха, и выпалил:

— Ира, я люблю тебя! И прошу стать моей женой.

— Что?! — она даже отшатнулась. Но я руку не выпустил, удержал. И за вторую взял. — Андрюша, ты серьёзно? Но я же некрасивая. И старая.

— Ты — старая?! — В детстве она и впрямь была старше меня на целых два года. Но с тех пор на сколько я её обогнал? Не сосчитать! — Не смеши.

— И дочка у меня…

— Тем более!

Искать новых возражений я ей не позволил, притянул к себе, обнял. И поцеловал. Долго-долго, пока дыхание не сорвалось.

— Андрюша, я… Нет, так нельзя. Надо же подумать серьёзно. Это не шутка!

— Разумеется, не шутка. И что тут думать? У меня квартира в посёлке, будем жить вместе, втроём. Здесь климат чудесный, море, воздух! Не то, что в вашем Штеровске — одни шахты да заводы. И для Саши полезно, и для тебя.

— Хорошо, я… Нет, я не могу так, с бухты-барахты.

— Тебя что-то держит?

— Нет.

— Так ты согласна? Да или нет?

— Да… Ой, не могу я так решать. Проводи меня лучше на турбазу, а то там Александра одна.

— Конечно! — Я подхватил её на руки и шагнул с дорожки вглубь леса. — Но сначала нам нужно сделать одно дело. Очень важное.

— Какое дело? — она не поняла сначала. А потом задрыгала ногами. — Андрюша, ты что?! Пусти меня! Разве так можно? Мы же не подростки уже.

— Хуже! Мы почти дети!

И у нас было всё, как в первый раз. Нет, это и был наш первый раз! Наша первая брачная ночь, укрытая звёздами, убаюканная стрёкотом цикад. То, взрослое, обыденное, случится в её жизни не скоро. А в моей… неважно.

Счастливой жизни Время отмерило мне чуть больше трех недель. А я-то размахнулся на месяцы! На годы! Мой противник — соперник? спарринг-партнёр? не знаю, как его теперь называть — не стал утруждать себя, придумывать новую каверзу. Он подсунул мне давнишний сон. Тот самый кошмар…

Оксана шла по пешеходному переходу, навстречу ей нёсся во весь опор «опель», а я смотрел, и не мог ни остановить, ни крикнуть. Меня будто вообще там не было, в том настоящем. Один взгляд, намертво приклеенный к окуляру калейдоскопа. Нет… нет… нет!

— Андрюша? Андрюша?! Да проснись же!

Спеленавший меня кокон поддавался с трудом, не желал выпускать. Но его трясли, теребили снаружи, и он всё-таки лопнул. Распался, стирая свой жуткий узор.

Я разлепил глаза. Темно. Не меньше минуты понадобилось, чтобы разглядеть силуэт склонившейся надо мной Ирины. Сегодня я впервые сумел уговорить её заночевать у меня. «Как же я Александру одну оставлю?» Только наша совместная с дочкой атака с двух флангов и возымела действие — Саша ведь не маленькая, закроется в домике и никого не впустит до самого утра. Так прекрасно всё складывалось… А закончилось кошмаром.

— Андрюша, что случилось? Тебе плохо? Что-то болит? Сердце? Ты так страшно стонал, я тебя еле разбудила.

— Нет, ничего не болит. Сон нехороший приснился.

Чуть приврал — колено вчера опять ныть начало, оступился неудачно. Но не буду же я волновать её подобной мелочью? Да и не в коленке дело.

Подушка и простынь подо мной промокли насквозь. То ли от этого, то ли от не желавшего забываться сна меня начало знобить. И дышать стало трудно, словно выкачали весь кислород из комнаты. Я сел в кровати. Затем встал.

— Андрюша, ты куда?

— Подышу свежим воздухом.

Ночь стояла жаркая и душная. И совершенно неподвижная. Уж скорее бы рассвет — может, бриз чуть колыхнёт пропитавшуюся зноем толщу воздуха над посёлком. Но до рассвета ещё ждать и ждать. Я облокотился на перила, уставился в темноту подступавшего к дому леса. И осторожно вернулся в только что пережитый кошмар.

В том, что сон пришёл вновь не случайно, я не усомнился ни на секунду. Время предупреждало меня, как и прошлый раз, и позапрошлый, и поза-позапрошлый. Ничего у меня не выйдет, мне не уберечь Ксюшу… Но ведь я уже спас её, узор сложен! Все стёклышки заняли свои места. Почему сон вернулся?!

Дверь за моей спиной тихо скрипнула. Ирина, кажущаяся девочкой в своей коротенькой ночнушке, тихо подошла ко мне.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. — Вру, совсем не нормально. Совсем не нормально! — Иди, ложись спать.

— Как я могу спать, если с тобой что-то происходит? — Она взялась за перила, выглянула вниз. — Страшно.

Страшно… Я вспомнил, как вот так же стоял здесь полтора месяца назад, вглядывался в темноту, пытаясь различить распростёртое на земле тело. Себя-завтрашнего…

Себя?!

В том настоящем я-завтрашний — это именно я и есть. Я-нынешний, я-единственный. Именно я и никто другой обязан вернуться, обязан рассказать о Бараньем Лбе, чтобы узор начал складываться.

Нет, он пока не сложился окончательно. Одного стёклышко не хватало, вернее, оно пока не заняло своё место. И весь узор мог рассыпаться, смешаться, сместиться. Стать неправильным…

Этим стёклышкам был я.

Ирина осторожно прислонилась к моему плечу. Я обнял, прижал её. Мне было страшно. Я не знал, что произошло той ночью. «Два Геннадия Карташова в одной точке настоящего существовать не могут. Они начинают разрушать