— И что же, уложила? — живо поинтересовался Гвоздь. — Я вот только издали их и видел, а страху такого натерпелся, что ни в сказке сказать!..

— Уложишь их, как же, — фыркнула Ванда. — Замедлила, чтобы оторваться, чтобы след мой потеряли.

Что-то она явно недоговаривала. Но настаивать я не стал. Пусть говорит сама, да побольше.

— Про себя расскажи лучше, Ловкач, — она попыталась сменить тему. — Ты-то не по крышам бегал, как я, ты в книгохранилище был. Скажи, что видел? Как ушёл?

Я пожал плечами:

— Ушёл как всегда. Не быстро, но живым. Слишком уж много их меня там ждали.

Не уверен, кто именно. Одни жандармы — человеческие. Другие… не очень.

Один даже помянул «Детский хор».

Ванда вздрогнула — не от страха, скорее от раздражения, словно я случайно коснулся не до конца зажившей раны.

— Не называй их так вслух, — сказала она после короткой паузы. — Кто знает, кто слушать может?. — Кто это у меня тут подслушать сможет⁈ — возмутилась баба Вера.

— Не у тебя, баб Вера, — вздохнула Ванда. — Есть такие, кому и стены не помеха.

— Это кто ж такие? — мрачно осведомился Гвоздь, вытаскивая на свет внушительный топор.

— Лучше никому не знать, ни мне, ни тебе, ни остальным, — отрезала Ванда. — Оставим это, ладно?

— Можно и оставить, — я усмехнулся. — Но вы знакомы, значит?

Она вскинула взгляд — и тут же отвела, будто одёргивая себя.

— Доводилось. Думала, понимаю, кто они. Думала, иду туда, где люди пытаются остановить то, что пожирает города. — Она вздохнула, провела пальцем по краю миски. — А потом как-то слишком много совпадений стало. Слишком много «случайностей», которые происходят точно по расписанию.

— К примеру? — Но фраза про «пожирание городов» мне вдруг запала.

— Ну… — Она медленно подбирала слова, и было видно: не хочет показаться ни всезнайкой, ни доносчицей. — То охранка вдруг свалится, как с неба. То надежную явку вдруг провалят. То груз перехватят. Переписчик у нас был, знаток мёртвых языков. Расшифровал для нас несколько рукописей. Мы ничего даже и применить не успели — охранка явилась, увели его. И вот сейчас, с библиотекой этой… я хоть и на крыше сидела, а почувствовала — кто-то очень важный явился. Очень. Меньшиков, не меньше. Верно? Моя очередь угадывать, — она бледно улыбнулась.

— Верно, — я кивнул, внимательно глядя ей в глаза. — Так, значит, «Детский хор» пытается остановить —

— Остановить зло, — шепнула она еле слышно. — Огромное, вселенское зло.

Наступило молчание. Все смотрели на Ванду.

— Простите, — наконец выдохнула она. — Не стоит об этом говорить, честное слово.

Гвоздь, до этого честно внимающий собственным ложкам и мискам, шмыгнул носом:

— Я ж говорил, баб Вера: никогда я этим «певцам» не верил. И что подальше от них надо держаться…

— Ты говорил, — буркнула баба Вера. — А теперь помалкивай и ешь. Разберёмся.

Ванда перевела на меня взгляд:

— Если кто-то помянул «Хор» возле тебя, это значит, что за тобой идёт уже не только охранка. Они любят держаться в тени и говорить чужими словами. Поначалу ласково, потом — как получится.

— Сегодня было ласково, — сказал я. — Слова хорошие, музыка приятная. Про защиту, про понимание и «великую партию». Попросили только — «вспомнить, кто я», и, если можно, — «не мешать». И пароль оставили, как в дешёвом шпионском романе.

— Упаси тебя всё святое вслух его произносить. Впрочем, ты это и сам понимаешь, Ловкач.

— Я-то понимаю, да только не всё. Там чем именно этот «Хор» занимался? Я, ты знаешь, человек дела. Дай мне замок, который взломать надо. Или сейф, что надо открыть. Чего этот «Хор» хочет? Что делает? Только без словоблудий.

Ванда досадливо отвернулась.

— Ловкач, странные ты вопрос задаёшь. Раньше, когда я тебя подряжала в Чёрную библиотеку влезть, ты ни о чём таком не спрашивал.

— А теперь спросил. Интересно стало. Ну так как, ответишь, нет?

— Ты не поймёшь, — прошептала она.

— Он поймёт, — вдруг вылез Сапожок. Я чувствительно толкнул его под лавкой — молчи, мол.

— Ты и сам мне не ответил, — Ванда пошла в атаку. — Как ты оттуда выбрался? С таким количеством охраны? Да ещё каким-то новым путём?

— Через подземелья, — невозмутимо сказал я. — Вышли в коллектор.

— Как⁈ — не отступала она. — Каменный пол голыми руками вскрыл?

— Зачем руками? Ты же меня знаешь, Ловкач с пустыми карманами на дело не ходит.

— Отмалчиваешься?

— Как и ты, дорогая, — я смотрел ей в глаза. — Или ты толком рассказываешь мне, что это за «Хор», почему он именно «Детский», или мы с тобой расходимся, как в море корабли.

Она опустила голову. Говорить ей явно не хотелось.

— «Детский Хор» — я в это верила — те менталисты, которые за свободу и справедливость. Который против… того ужаса, что живёт за гранью тонкого мира.

Баба Вера, Гвоздь и Сапожок поспешно перекрестились. Я — нет.

— Там нет Спасителя, баб Вера, — тихо и очень устало шепнула Ванда. — Там только сила и зло. Зло, которое приходит и… пожирает всё, до чего может дотянуться.

— Знакомо, — сказал я. Голос сделался каким-то чужим.

Да, знакомо. До боли.

— Знакомый мотив, я имею в виду. Сказки это всё, про вселенское зло, которое «где-то за небом живёт». Враки.

— Да что ты об этом знаешь⁈ — вдруг прошипела Ванда разъярённой кошкой. — Ты там бывал⁈ Ты видел? Ты знаешь, что такое Астрал, а, Ловкач⁈

Сапожок аж подпрыгивал, так ему хотелось выпалить что-то вроде «да мы с дядей Ловкачом там сами побывали!». Я вновь толкнул его под столом.

— Что я знаю, чего не знаю — неважно, — парировал я. — Сейчас мне интересно про этот «Хор». Ты рассказываешь сказки. Зло где-то «за небом», а «Хор» этот знаменитый — здесь, в Петербурге, сладко ест, мягко спит. Где их борьба? Чем они заняты?

— Их борьба не тут, — она