«Так вот куда ты спрятался», — чужой, невообразимо далёкий голос, холодный, как пустота между звёздами, звучал удивлённо . — В собственного потомка. В слабое тело на краю мира. Хитро. Но недостаточно хитро. Я вижу тебя, Хродрик. Вижу насквозь. Ты пришёл к самому моему порогу. Какая приятная… неожиданность'.

Глава 3

Я сделал шаг назад, инстинктивно хватаясь за рукоять Фимбулвинтера. Клинок отозвался холодом, но этот холод казался тёплым по сравнению с тем, что исходило из арки.

«Так вот куда ты спрятался», — чужой голос звучал не в ушах, а где-то в глубине черепа. Древний, как сама тьма. Холодный, как пустота между звёздами. — «В собственного потомка. В слабое тело на краю мира. Хитро. Но недостаточно хитро. Я вижу тебя, Хродрик. Вижу насквозь. Ты пришёл к самому моему порогу. Какая приятная… неожиданность».

Федот и гвардейцы замерли за моей спиной. Я чувствовал их страх — острый, животный. Они не слышали голоса, но ощущали присутствие. Любой ощутил бы.

«Кто ты?» — мой разум не дрогнул. За тысячу лет войн я научился говорить с чудовищами.

«Ты знаешь кто, — в голосе скользнуло что-то похожее на веселье. — В некоторых мирах меня называют Тем-кто-за-Гранью. Подходящее имя, хотя и неполное. Впрочем, смертные языки слишком бедны для истинных имён».

Тьма в портале шевельнулась, и на мгновение мне почудилось, что я вижу в ней очертания — громадные, неправильные, не подчиняющиеся законам геометрии.

«Откуда ты знаешь о моём возвращении?» — я не стал отрицать очевидное. Существо видело меня насквозь — это не было бравадой.

«Я наблюдал за твоим родом, — голос стал почти задумчивым. — Тысячу лет. Каждое поколение. Каждого носителя твоей крови. Признаюсь, не ожидал, что искра вспыхнет снова. И вот ты здесь — душа императора в теле потомка. Любопытный механизм. Кто-то очень постарался, чтобы это стало возможным».

Кто-то постарался. Не случайность. Не божественное провидение. Чей-то замысел.

«Вижу, ты начинаешь понимать, — в голосе прорезалось удовлетворение. — Но не будем спешить. У нас столько тем для беседы. Ты ведь хотел узнать, что случилось с этим городом?»

«Я уже понял, — ответил я, не давая себя сбить. — Князь Чернышёв открыл портал. Ваши твари прошли через него. Обратили князя в Кощея, напитав его тело энергией из портала».

«Ты всегда был сообразительным. Бранимир…», — голос произнёс имя с чем-то похожим на ностальгию. — Забавный смертный, который постучался в чужую дверь. Он искал силу — и нашёл её. Только не ту, которую хотел'.

Тьма в арке пульсировала в такт словам, словно дышала.

«Он открыл эту дверь, не понимая, что за ней. Типичная человеческая самонадеянность. Впрочем, твой вид всегда был таким — тянется к огню, не задумываясь об ожогах».

«И ты его наказал», — это был не вопрос.

«Наказал? — в голосе зазвучало искреннее удивление. — Нет, Хродрик. Я дал ему то, что он просил. Он так хотел спасти своих подданных… Торговался изо всех сил. Предлагал себя, своё знание, свою душу. И я исполнил его желание. Они до сих пор живут. По-своему. Вечно. Разве нет?»

Меня передёрнуло. Город-призрак над нашими головами. Улицы, которые меняются. Двери, которые закрываются сами. Люди в окнах — мёртвые, но не ушедшие.

Вот что значит сделка с этим существом. Буквальное исполнение желания, вывернутое наизнанку. Бранимир просил сохранить жизнь подданным — и они «живут». В извращённом, уродливом подобии существования.

Я начинал понимать механизм. Тот-кто-за-Гранью не лгал — технически. Каждое его слово было правдой. Но смысл этих слов он выворачивал наизнанку, превращая надежду в проклятие. С таким существом нельзя договариваться. Любая сделка обернётся ловушкой.

«Почему ты позволил Кощею уйти? — спросил я, меняя тему. — Чернышёв отступил с остатками армии. Ты мог приказать ему сражаться до конца».

Пауза. Короткая, но я её уловил.

«У каждого стража — своя роль, — ответ прозвучал уклончиво. — Бранимир охранял эти врата три столетия. Теперь его время подходит к концу, но он ещё принесёт пользу. В любом случае, это не твоя забота, император».

Смех. Тихий, шелестящий, как песок, сыплющийся в пустоту.

«Но хватит о настоящем, — голос стал вкрадчивым, — Давай поговорим о прошлом. О старых добрых временах, когда ты ещё сидел на троне».

Тьма в портале сгустилась, стала плотнее. Я почувствовал, как давление усилилось — словно невидимая рука сжала виски.

«Твой брат Синеус был… предсказуем, — голос звучал задумчиво, почти мечтательно. — Горячий, преданный, не слишком умный. Идеальный материал. Когда мы нашли его в катакомбах под Псковом, он уже был сломлен. Три сотни воинов, погибших один за другим. Отчаянный бой в темноте среди трупов товарищей. Зато из него вышла отличная Химера».

Я молчал. Горло перехватило. Мой младший брат, с которым мы делили последний кусок хлеба в походах. Который вонзил мне нож в спину — буквально.

«Изящное решение, не правда ли? — в голосе скользнуло удовольствие. — Твой собственный брат стал живым оружием, посланным по твою душу. Он даже не сопротивлялся. К тому моменту от Синеуса осталась только оболочка».

«Ты лжёшь», — процедил я сквозь зубы.

«Зачем? Правда куда интереснее, — пауза. — А вот Трувор… Трувор был другим. Умным. Осторожным. Мы к нему не прикасались».

Я вскинул голову.

«Что?»

«Ты слышал, — голос стал небрежным, почти скучающим. — Твоего старшего брата убили не мы. Любопытно, правда? Кто же это сделал?»

Кровь застыла в жилах. Трувор исчез в ту же ночь, когда погиб я. Стража нашла его разгромленную лабораторию, кровь на полу. Прочитав дневник Астрид, я счёл, что Бездушные добрались и до него.

Но если это не они…

Люди. Не Бездушные — люди. Кто-то из ближнего круга. Предательство.

Мысли метались, как загнанные звери. Кто? Кто мог? И главное — почему?

«А ещё твой отец, — голос стал мягче, почти ласковым. Эта перемена тона была хуже любой угрозы. — Сигурд Железный Кулак. Помнишь, как он погиб?»

Я помнил. Каждую деталь. Отец остался прикрывать отход беженцев во время Кровавой зимы, зная, что умрёт. Последний раз я видел его спину — широкую, несгибаемую — когда он шёл навстречу орде Алчущих с мечом в руке.

«Он умер воином», — процедил я сквозь зубы.

«Умер? Нет, Хродрик. Он не умер, — в голосе скользнуло что-то похожее на удовольствие. — Он стал частью нас. Как и сотни других, павших в тот день. Его тело служило мне ещё три столетия, пока не истлело окончательно. А его сознание…»

Пауза. Намеренная, рассчитанная.

«Частица того, кем был Сигурд, до сих пор существует. Где-то в коллективной памяти моих детей. Обрывки воспоминаний. Эхо эмоций. Он видел,