— Вы… вы не скажете никому? — прошептала я, цепляясь за слабую надежду, как утопающий за соломинку.

Мишель покачал головой, и это движение, такое простое, казалось сейчас спасительным знаком.

— Не скажу, госпожа. Не в моих правилах доносить. И остановить вас не смогу. Да и не стану. Знаю, что ваша жизнь здесь — не жизнь. Птица в золотой клетке все равно тоскует по вольному небу, по ветру свободы, — его слова вызвали улыбку. Конюх-романтик? Интересно. Невольно усмехнулась. Неужели это правда? Неужели в этом прогнившем лицемерном доме нашелся кто-то, кто искренне желает мне добра?

— Но куда вы направитесь одна в ночи? Это безумие, госпожа. Слишком опасно.

— Куда-нибудь подальше отсюда, — выпалила я, надеясь, что мой голос прозвучит достаточно уверенно, убедительно. Я решила, что сообщать конюху, как бы он хорошо ко мне ни относился, свой маршрут и конечную точку назначения совершенно не стоит.

Мишель кивнул, словно услышал именно то, что и ожидал. В его взгляде мелькнуло понимание, словно он знал, через что мне пришлось пройти.

— Чтобы убраться подальше отсюда, нужно скакать на лошади днем и ночью без остановки и отдыха. Одна вы не доберетесь, госпожа. Разбойников на дорогах сейчас больше, чем звезд на небе. И добротой они не отличаются.

Я опустила голову, признавая его правоту. Без чьей-либо помощи я пропаду. Это был не побег, а самоубийство. Но откуда мне ждать этой помощи? Откуда ей взяться в этом чужом мире?

— Не отчаивайтесь, госпожа, — тихо сказал Мишель, словно читая мои мысли как открытую книгу. — Я помогу вам.

И тут же, словно по мановению волшебной палочки, Мишель преобразился. Его движения стали четкими, выверенными, наполненными уверенностью. Он повел меня в конюшню, где в полумраке стояли сонные лошади, фыркающие и переступающие с ноги на ногу. Их запах, теплый и терпкий, немного успокоил меня.

— Берите лучшую, госпожа, — прошептал Мишель, указывая на стройную кобылу масти вороного крыла, чья шерсть лоснилась в тусклом свете. — Это Леди. Она выносливая, быстрая, с сердцем льва. Не подведет.

Он быстро оседлал Леди, ловко подогнал стремена, проверяя каждую деталь. Затем достал из сундука добротное кожаное седло и прикрепил к нему небольшой, но увесистый мешок с провизией и флягу с водой.

— Здесь еды на несколько дней, — пояснил Мишель, его голос звучал тихо и и предупреждающе. — И карта. Она приведет вас к потайной калитке, что отгораживает парк от леса, вот ключ.

Я была удивлена такой отзывчивостью конюха, а еще тому, что он словно бы знал, что я собиралась сбежать. Может, Аэлита с ним договаривалась, но на более поздние сроки, потому он и удивился, увидев меня сейчас сбегающей из поместья? Мое сердце переполнилось благодарностью, такой сильной и внезапной, что я едва не расплакалась. Я не знала, как отблагодарить этого человека, рискующего ради меня своей жизнью.

— Почему вы мне помогаете? — спросила я, не понимая его мотивов, его альтруизма.

Мишель вздохнул, и в этом вздохе слышались усталость и какая-то обреченность.

— Я видел много таких, как вы, госпожа, и немногие решались изменить свою жизнь и быть счастливыми, — грустно ответил старик-конюх.

— Будьте осторожны, госпожа, — прошептал Мишель, помогая мне забраться в седло, его руки были сильными и надежными. — И пусть удача сопутствует вам. Она вам понадобится.

Я кивнула, сдерживая слезы благодарности, готовые хлынуть потоком. Натянула поводья, чувствуя под собой мощное живое тело Леди. Она тоже готова к бегству.

— И помните, — донеслось мне вслед, словно последнее предостережение, — не доверяйте никому.

Эти слова, словно выжженное клеймо, навсегда врезались в мою память, намертво впечатались в сознание.

Я быстро нашла калитку и, открыв ее, попала в лес. Леди послушно ступала по лесной тропе, пробираясь сквозь густую чащу, словно знала дорогу. Лунный свет едва проникал сквозь плотное переплетение ветвей, создавая причудливые пугающие тени, танцующие на земле. Я чувствовала себя маленькой и беззащитной в этом огромном незнакомом мире, полном опасностей и тайн.

Глава 3

Ночь, густая как черничное варенье, обволакивала мир. Луна, словно робкая девица, пряталась за пологом из кучерявых облаков, позволяя лишь случайным серебристым нитям пробиваться сквозь плотный полог листвы. Я ехала верхом на Леди, прислушиваясь к каждому шороху, стараясь уловить любой звук, кроме собственного дыхания и стука копыт, глухо отдававшегося в ночной тишине. Мое сердце плясало бешеный танец в груди, то замирая от страха, то разгоняясь от адреналина. Побег… это слово резало слух, словно запретная мелодия, и эхом отдавалось в моей голове.

Теперь, оставшись одна и будучи предоставленной самой себе и своим мыслям, я могла оценить и обдумать все, что со мной произошло. Я с помощью какого-то портала в овощных грядках попала в другой мир. Этот мир очень похож на европейское средневековье. И, если честно, оказавшись в нем, я поняла, что ничего романтичного в этом времени нет и быть не может. Я за сутки прочувствовала все прелести этого мира и с радостью отправилась бы на овощные грядки, чтобы поискать новый помидорчик, который вернул бы меня домой. И плевать на больную спину и жизненные неурядицы, главное, чтобы я была в своем мире. Потому что в этом мне пока что очень сильно не нравилось.

Еще я вспомнила разговор с женщиной, что произвела на свет Аэлиту и считала себя ее матерью. Почему именно считала? Потому что я уверена, что произвести на свет ребенка мало, надо еще его любить и желать ему счастья, а не пытаться повыгоднее продать, как утку на рынке. Хотя, может, она считала, что, усадив Аэлиту в золотую клетку, совершит самое большое благо для своего дитя. Не знаю. Я считаю иначе. И я не позволю распоряжаться моей жизнью. Я вырвусь из этой золотой клетки, набитой шелками, подарками и предрассудками, и сама построю свою жизнь. Пусть даже в глухой, забытой богом деревушке, затерянной где-то на краю света, под личиной тихой вдовы Верд. Так даже будет лучше. Может, выращу заветный помидор, который вернет меня домой.

Но отчего-то я не верила, что это осуществимо. Скорее это было из разряда фантастики. Хотя я попала в другой мир, что уж тут может быть более фантастическое?

Я крепче сжала поводья в замерзших руках, жалея, что не захватила никаких перчаток и плаща, ощущая, как уверенность и решимость наполняют меня от кончиков пальцев до макушки. Леди словно чувствовала мое состояние, понимала мою тревогу и