Я отошел от камина.

— До новых встреч. Как обычно, я приду в среду, помолюсь Великому Эхо. Жду вестей.

— Да, мы вас поняли, князь. Всего доброго, — ответили они.

Троица развернулась и пошла к выходу. Я достал телефон.

— Алло. Да, это я. Что там по заказу? …Нет информации? Ладно, ничего страшного. Передай тому, кто размещал заказ, что пятьдесят тысяч он заработал в любом случае. И пусть ещё поищет таких идиотов. Мне они пригодятся.

Пауза.

— И скажи ему за молчание. Да. Да.

Я даже не попрощавшись положил трубку, натянул капюшон поглубже, чтобы никто не смог разглядеть моего лица, и покинул старое поместье пешком. Даже мои собственные люди не должны знать, куда я хожу. Одиннадцатый ранг позволял отводить глаза.

Интерлюдия. Шмыга

Сегодня ночью я точно спать не собирался.

Заказ, с которого должен был поднять двести тысяч: сто пятьдесят с этого придурка и пятьдесят за то, что вообще нашёл этого придурка.

Так что жду результатов. Жду новостей. Очень жду.

Телефон зазвонил.

Номер — неизвестен.

Ну, вероятно, заказчик волнуется, боится, что мы про него забыли.

— Да, алло.

На том конце голос спокойный, даже слишком:

— Основной заказчик хотел бы поинтересоваться, как у тебя обстоят дела.

— Ну, ты же сам знаешь, — отвечаю, — телефон он по инструкции должен был сломать. Ни следов, ни контактов. Поэтому узнать точно сможем только утром.

— Хорошо. Заказчик передал, что даже если задание не будет выполнено, ты получишь пятнадцать тысяч рублей. Так сказать, за молчание.

А вот это уже порадовало.

Хотя вслух сказал:

— Блин, всё равно как-то маловато. Я нашёл двести человек. Если они завалят заказ, значит, минус двести человек, которые мне приносили доход.

— Слышь, не борзей, — оборвал меня голос. — Тебе и так повезло. Ты нихрена не сделал — просто нашёл двести идиотов, которые пошли и, может, сдохли. А если всё получилось, получишь свои пятьдесят тысяч. Так что радуйся и не ной. И да… заказчик попросил поискать ещё таких придурков. В любом случае. Даже если всё прошло успешно, ему нужны будут новые.

А вот это уже интересно.

Даже если просто буду сливать на смерть весь этот ширпотреб, который шляется по улицам, и получать по пятнадцать тысяч за партию — можно и зажить неплохо.

Нет, я и раньше зарабатывал, но тут прям стабильный приработок.

— Да, понял, — ответил я и услышал короткие гудки.

— Сука, почему никто не умеет нормально прощаться? — буркнул я и откинулся в кресле.

Улыбнулся.

Ночью теперь я спать точно смогу.

Да и плевать, что там будет дальше — с меня всё равно ничего не спросят.

Ни артефакта, ни отчётов, ни долгов.

А ещё и пятнашку накинут сверху.

Теперь мне вообще пофиг.

Я пошёл спать.

Интерлюдия. Катенька

Я очнулась.

Всё вокруг дышало смертью. Кровь, кишки, дерьмо, моча. Всё вперемешку, густое, липкое. Пахнет гнилью и железом. Пахнет болью. Я смотрю на всё это — и не могу ни закричать, ни заплакать.

Меня тянет вывернуть, но внутри пусто. Словно все уже вышло из меня раньше. Много раз.

Я помню, что было.

Каждый миг, каждую вспышку, каждый крик. Всё, что делали здесь. Всё, что я делала. И как бы ни старалась, забыть не получится. Это всё останется со мной навсегда.

Я пытаюсь пошевелиться, ноги не слушаются. Платье прилипло к телу, мокрое, тяжёлое. Мурр… вырывается само.

Я морщусь — что это? Голос хрипит, а вместе со словами вырывается мягкое мурчание.

— Мур… мур… — пытаюсь сказать «помогите», но получается только это.

Нет, я не хочу. Я не кошка. Я человек.

— Мяу… — выходит вместо «нет».

Я закрываю рот ладонями, но звук всё равно прорывается сквозь пальцы, дрожит где-то внутри горла.

Платье всё ещё мокрое. Кожа липнет. Мурр. Я чувствую запах крови и понимаю, что он теперь не вызывает у меня отвращения. Просто есть. Как воздух. Как я сама.

Это ужасно.

И страшно то, что я уже привыкла.

— Мур… — я снова пытаюсь сказать хоть что-то, но язык не слушается.

— Муррр… мяу… — только и выходит.

Я падаю на колени, ладонями упираюсь в пол.

Скользко, холодно. Под пальцами что-то мягкое, возможно, кожа.

Я шепчу сквозь рыдания.

Неужели я теперь могу говорить только мур и мяу?..

Ответа нет. Только тишина и мягкое урчание где-то глубоко в груди.

И я понимаю — оно теперь часть меня. Всё, что было здесь, всё, что я видела…

Оно останется во мне. Навсегда.

Я тихо сижу посреди комнаты, вся в крови, в грязи, в звуках, которые больше не мои.

И шепчу, почти машинально:

— Мурр… мурр…

Наверное, теперь я всегда буду так.

Мурлыкать вместо слов?

Жить, дышать и думать… Мурррча?..