Стилвелл покачал головой, достал из кармана портсигар. — Пожар в центре города, рядом с «Астарией». Через десять минут тут будет весь гарнизон. Нет уж, обойдёмся. 
Закурил, глубоко затянулся. Турецкий табак, крепкий, горький. Помогает думать, по крайней мере сам майор именно так и считал.
 — К тому же, — продолжил он, выпуская дым в морозный воздух, — похоже, стандартными методами этого… хм… субъекта не взять. Он не обычный практик. Даже не обычный мастер. Что-то другое.
 И повернулся к двум молодым охотникам — близнецам из Манчестера, рыжим и конопатым:
 — Вы двое — проследите за ним. На расстоянии. Только без самодеятельности, фиксируйте маршрут. Не более.
 — Есть, командир! — отозвались те синхронно.
 — И держитесь на расстоянии минимум в квартал. Судя по тому, что я увидел, у него обострённые чувства. Может засечь слежку.
 Близнецы кивнули и растворились в темноте.
 Стилвелл сделал ещё одну затяжку. Пальцы чуть дрожали — мелкая дрожь, незаметная. Но для человека его опыта подобное было унизительно. Двадцать лет охотился на опасных практиков континента, а тут какой-то сопляк заставил нервничать.
 — Калвелл, — обратился он к другому помощнику, седому шотландцу. — Мне нужны крепкие парни. Профи. А не этот сброд, что Лис притащил. Уличные головорезы против такого выблядка, как дети против медведя.
 Калвелл пожал плечами, сплюнул через край крыши:
 — Боюсь, времени собирать подкрепление нет, сэр. По моим данным, отряды Брауни и О’Коннора тоже прибыли в Петербург.
 — За этим же парнем?
 — Похоже на то. Также я слышал О’Коннор уже потерпел неудачу. Пытается взять реванш уже серьёзными силами. Весь свой отряд притащил. Да и цена за этого «Ненормального практика» выросла втрое.
 Стилвелл присвистнул. Неужели тридцать тысяч золотых фунтов? За такие деньги можно купить три поместья! А то и пять.
 — Свяжись с ними, — приказал он. — И с Брауни, и с О’Коннором. Скажи — предлагаю временный альянс. Объединим усилия, возьмём цель, поделим награду.
 — Они согласятся? Мы же конкуренты.
 — После того, что я сейчас видел? — Стилвелл кивнул на конюшню. — Согласятся. Потому что в одиночку этого странного парня не взять. Тем более живым. Ладно бы — просто прикончить. Сами бы справились. Но условие в контракте — единственное. Притащить живьём. А потому он попросту перебьёт нас как щенков, по одному отряду за раз.
 Посмотрел вниз. В приоткрытых боковых вратах конюшни показался силуэт. Тот самый ненормальный практик что-то тащил. Кажется, тело убитого. Никакой спешки, никакой паники. Медленно повернул голову и посмотрел прямо на них. Сквозь темноту, сквозь расстояние в сотню метров — прямо в глаза Стилвеллу.
 И улыбнулся.
 Поднял руку. Поманил пальцем, дескать «идите сюда, трусы».
 — Вот же, сукин сын, — выругался Стилвелл. — Он знает, что мы здесь. Видит нас!
 — Но как⁈ Нас даже не засекли спецслужбы! — Шон запаниковал. — На таком расстоянии, в темноте…
 — Не знаю как. Но это факт.
 — Что будем делать, командир?
 — Отходим. Немедленно. — сухим тоном произнёс Стилвелл. — Нужен новый план. Другая тактика. И больше людей. Намного больше.
 — Но…
 — Это приказ. Отход.
  Интерлюдия
 Агенты Тайной канцелярии.
 Пять минут назад.
 Катя потёрла замёрзшие пальцы через тонкие кожаные перчатки, не отрывая взгляд от эфирного монокля. Ночное дежурство на крыше в январе — не самое приятное времяпрепровождение. Даже утеплённая форма агента не спасала от пронизывающего ветра.
 — Да где же он шляется? — пробормотала она, вытирая сопли. — Половина второго ночи, а его всё нет.
 — Откуда мне знать? — Марина, старший агент, лежала на животе у края крыши, наблюдая в свой монокль противоположную сторону улицы. — Может, в борделе развлекается. Или в кабаке квасит. Молодой офицер с деньгами в столице — чего ещё ожидать?
 — Он не такой! — возмутилась Катя. — И вообще…
 — Ага, а я балерина Мариинского театра, — фыркнула Марина. — Не будь наивной, девочка. Все мужики одинаковые. Сражение кончилось — пошли по бабам и кабакам. Следи давай внимательнее, а то проморгаем.
 Ещё десять минут тягучего ожидания. Катя уже начала подумывать о том, что объект вообще не появится этой ночью, хоть и заплатил за вторые сутки, когда…
 — Вижу! — она чуть не подпрыгнула от волнения. — Идёт к конюшне! Только в сером пальто и шапке…
 Волков шёл по улице размеренно, неспешно, будто на вечерней прогулке. Чемодан в правой руке, левая в кармане. Свернул к конюшне — той, где оставил повозку вчера вечером.
 — А ты глазастая! — передвинулась по обледенелой крыше Марина, меняя угол обзора. — Повозку свою заберёт, наверное. И поедет к бабушке. Или кто там у него остался среди родни.
 — Или в номер вернётся переночевать, — предположила Катя. — Он же оплатил, помнишь?
 — Помню конечно.
 — Кстати, а где наши коллеги из «Тени»? — Катя огляделась. — Должны же где-то рядом торчать.
 Марина пожала плечами, не отрывая взгляда от монокля:
 — Где-то есть, не сомневайся. У них свой сектор наблюдения, у нас свой. Не пересекаемся по протоколу, чтобы не спалиться случайно друг из-за друга.
 Волков вошёл в конюшню.
 — Он в таком ужасном пальто… — прокомментировала Катя. — Я думала, молодые офицеры — все модники. Форма напоказ, усы подкручены…
 — С чего ты взяла? — хмыкнула Марина.
 — Ну-у… Обычно все такие, как с фронта приедут. Ходят в мундирах даже в магазин за хлебом.
 — Этот точно не из светских хлыщей. — хмыкнула Марина. — Из штрафника в подполковники, ещё и в Черном Лебеде. Не до моды ему. Да и, если задуматься, он наверняка тот ещё психопат.
 — Думаешь?
 — Угу. Война меняет людей. Особенно мальчишек его возраста. Так он ещё и так взлетел по карьерной лестнице. Значит дел натворил немало. Выходит, и пережил столько, сколько многим не положено. И не суждено. Иными словами, этот парень либо гений войны, либо везучий псих.
 — П-понятно… — буркнула Катя. — Теперь мне жаль его ещё больше.
 Марина закатила глаза:
 — Ты просто дурочка, без обид.
 Тишина.
 — Тихо что-то, — Катя снова подняла монокль, вглядываясь в тёмные оконца конюшни. — Он там лошадей запрягает, что ли? Долго очень.
 Потом послышались глухие удары, грохот. Заржали кони.
 — Что за? — Катя лихорадочно крутила колёсико на монокле. — Марина, там кто-то есть!
 — Кто? Конюх?
 — Не знаю,