Я поджал губы, обидно конечно, но это правда.

— Я думаю эти три отвара неплохого качества, — сказал я.

Грэм махнул рукой, мол, не в этом дело.

— Но… — осторожно спросил я, — Почему ты отдал топор?

— Потому. — отрезал старик, а потом, втянув аромат чая, уже мягче сказал, — Потому что это сейчас бесполезная вещь. Я его в своем состоянии даже не подниму, а во-вторых…

Он на секунду умолк:

— Во-вторых дочь Трана мне жалко, я знаю эту малютку с самого рождения. Я сам носил ее на ритуал Первого Дыхания… и помню как ей тяжело было. Малышка уже тогда была слабой и задыхалась. Неудивительно, что ее свалила какая-то болячка. Но других детей у него нет.

Я слушал, затаив дыхание. Когда Грэм произнес фразу ритуал Первого Дыхания во мне всплыли воспоминания. Это был ритуал, свойственный только пограничным с Зеленым Морем поселкам и городам. Больше нигде подобного не было. Новорожденного на третий день выносили к Кромке, где он делал первый вдох, насыщенный живой. Считалось, что это определяет его будущую силу Дара. Обычно теми, кто «нес» выступали самые сильные Одаренные, которым доверялось под взглядами всего поселка пронести ребенка на Кромку, дать ему сделать вдох и унести обратно.

Теперь стало понятно, почему он отдал топор — он чувствует ответственность за эту девочку. До этого момента я об этом даже не подозревал, и лишь теперь воспоминания всё расставили по своим местам. Но это-то и логично: жители поселка связаны между собой не только тем, что живут на одной территории, а и воспоминаниями, и вот такими ритуалами.

Грэм с стуком опустил чашку на стол и отвернулся к окну. Я словно бы увидел совершенно другого человека, не сурового охотника, а уставшего старика.

— У меня тоже была дочь, Элиас… — тихо сказал он, — Родилась до твоей матери… Раэль… она сгорела от лихорадки.

Старик поднялся и оперся на стол.

— Без понятия, что за болячка там у дочери Трана. Первый раз слышу об этом, но… я понимаю его как отец. Потому что я когда-то был так же беспомощен и не способен ни на что повлиять.

Я застыл. Это было то, чего никогда не слышал от деда Элиас. Деталей жизни молодого Грэма.

— Я не знал об этом.

— Ты много о чем не знаешь. — фыркнул Грэм.

Подойдя ближе, я с тревогой рассмотрел руки и шею Грэма. Черные прожилки яда стали отчетливее, гуще. И, что особенно пугало, они распространились дальше — теперь темные линии тянулись от запястий почти до локтей, а на шее поднимались выше, приближаясь к щеке.

За один день яд продвинулся как минимум на несколько сантиметров, может, даже больше.

— Как и про черную хворь? — уточнил я, — Ты никогда не говорил о ней. Я хочу знать. Иначе как я могу помочь, если даже не понимаю, что это такое.

Грэм тяжело вздохнул.

— Я ходил слишком далеко, Элиас, в ту часть леса, где есть Чернотропы.

Это слово мне ни о чем не говорило, как и памяти Элиаса.

— Что это такое? — нахмурился я.

— Это места, где лес болен, где гниют Чернодрева.

От слова пробежали мурашки по коже.

— Их отсюда не видно, — сказал Грэм и подошел к окну, — Они далеко, и места, где под землей проходят их корни называют чернотропы. Самые опасные места, в каких я бывал. Но… там есть особые ингредиенты, которые рождаются от столкновения золотинки и гнили. За такое алхимики готовы платить столько золота, сколько и за десять лет не заработаешь обычными походами.

Золотинка… я покопался в памяти и понял, что так старые Охотники называют самую чистую живу, которая падает с Древ и которую видно в солнечных лучах. Надо запомнить. До сих пор это слово ни разу не всплывало в сознании.

— Вот я и полез, — вздохнул Грэм, — Те три недели, когда меня не было… а…ты наверное даже и не помнишь. Не важно… К Чернодревам ходят либо самые отчаянные, либо самые сильные. Я хотел добыть кору такого древа.

— Это… сгнившее Древо Живы? — уточнил я.

— Именно. Не знаю, как они превращаются в «такое», но от старых охотников я слышал, что их раньше было несколько, но со временем стало намного больше. Я даже думаю, что это какой-то особый паразит, пожирающий древа, просто очень… сильный. Мало ли чего водится в Зеленом Море?

Грэм вздохнул, глядя вдаль и вспоминая те события.

— В любом случае, когда я брал кусок такой коры, в меня и проникла черная хворь.

— Ты брал ее голыми руками? — вырывалось у меня.

— Я что, похож на идиота⁈ — возмутился Грэм, — У меня были зачарованные рукавицы и специальные «щипцы», вот только это не помогло.

— А кора? Ты ее добыл?

— Это она и есть. — ответил Грэм, — Она рассыпалась черной пылью и проникла внутрь меня. Я боюсь, что если бы взял кусок побольше, то там бы и остался навсегда.

— Она заразна? — спросил я.

— Нет. Я не первый Охотник, кто такое подхватил. Будь она заразной, меня бы убили сразу по возвращении.

Я сглотнул. Он был серьезен.

— Такое умеют лечить Мастера Ядов — они умеют выводить эту дрянь. Но этот Дар настолько редок, что кроме покойной Мариэль, я встречал лишь двух Мастеров, и те были уже очень старые. А алхимики так не придумали как ее перебороть. Эликсиры с высокой концентрацией живы на длительное время помогают, но ты и сам знаешь, насколько они дорогие.

Повисло молчание.

— Это что-то вроде мертвой живы? — спросил я.

— Думаю да…

— А никто не боится, что со временем все древа погибнут? — спросил я, — Если ты говоришь, что их раньше было меньше…

Грэм отмахнулся.

— Так говорили еще в прошлое поколение охотников, и до них… Нет, Зеленое Море само борется, а иногда появляются и новые Древа Живы. Это часть природы, просто которую мы не понимаем.

Не знаю почему, но у меня было ощущение, что не всё так гладко, как говорил Грэм.

— Ладно, — повернулся он ко мне, — Надеюсь девочке Трана поможет мой топор, а вот у нас…

Он выразительно взглянул на остатки еды на столе. Я понял, что он хочет перевести тему с тех мест, того похода, на что-то бытовое.

— У нас почти не осталось еды. — констатировал Грэм. — Вот и пригодятся твои отвары.

Он достал из кармана три бутылочки с теми самыми отварами, которые я сварил чуть ли