будет развернуть по всему Союзу в силу той подготовки, что уже провел комсомол, и что он так генсеку и доложит. И сказал еще, что Фидель Кастро будет очень этим доволен, потому что в этой инициативе примут ещё участие и сотни кубинских студентов.
«Какое вообще отношение Фидель Кастро и кубинские студенты имеют к этой инициативе?» – не мог понять Тяжельников.
Это, к сожалению, помощник сам не объяснил. А он, учитывая, как хорошо, вопреки его ожиданиям, складывался этот разговор, предпочёл не проявлять в нём никакой лишней инициативы.
Это старое, надёжное правило бюрократии: если всё идёт хорошо в разговоре с серьезным человеком – помалкивай. Потому что ляпнешь что‑нибудь невпопад – и можешь испортить всё впечатление о себе. Не зря говорят, что молчание – золото.
Энергично захватывать инициативу в разговоре имеет смысл только в том случае, если терять уже нечего. И надо, напротив, пытаться во что бы то ни стало всё же убедить собеседника, что с тобой стоит иметь дело.
***
Москва
После встречи с режиссером и коллекционером отправился к Гусеву. Бутылка элитного рома и четыре мешка писем сами к нему не попадут…
Ром и один мешок потащил первым. Ром, конечно, в непрозрачном пакете. Увидев себя в холле в зеркале, усмехнулся. Странная картина, конечно. Парень в дорогом костюме и кожаных туфлях тащит в одной руке красивый импортный пакет явно с каким-то дефицитом внутри, а в другой – набитый чем-то мешок из-под сахара… Да уж, общая картина сногсшибательная… А куда деваться?
– Анатолий Степанович, – поздоровался я, зайдя внутрь, – очень рад, что вы на месте. Хотел поблагодарить вас за вашу помощь в момент моего пребывания на Кубе. Это ром специального выпуска, его только кубинская верхушка пьет, ну и вот письма тут накопились на радио и в газете…
Гусев пакет с бутылкой взял с удовольствием. Достал бутылку из пакета, и тщательно рассмотрев, спрятал за шкаф. А потом, глянув на мешок, спросил подозрительно:
– Всего один? Разве твои статьи и передачи перестали быть популярными, Ивлев? Это же сколько месяцев прошло с тех пор, как ты почту свою к нам завозил в последний раз…
– Э, нет, – помотал я головой, опуская мешок на пол, – все в порядке с моей популярностью. В багажнике еще три лежат. В руки все не влезло просто. Схожу сейчас, если вы никуда не уходите.
– Ну так другое дело, – усмехнулся Гусев. – Подожди, я ребят позову, пусть они все притащат. Нечего в таком хорошем костюме грязные мешки таскать. Тем более ты у нас серьезная фигура уже, на радио выступаешь… Внимание Громыко вон даже привлек, хотя лучше, конечно, в будущем вот так внимание все же к себе членов Политбюро не привлекать…
– Спасибо, – сказал я. – Постараюсь не привлекать вообще.
Гусев сделал звонок, через минуту прибежали два худеньких паренька, и мы с ними отправились за оставшимися мешками с почтой. Я все же один из них сам тоже донес, втроем мы уже не так странно смотрелись. Идут три комсомольца, да, в руках у каждого по мешку из-под сахара, но вид сосредоточенный, значит, важным общественным поручением явно заняты. Макулатуру, может, тащат… Сейчас много кто макулатуру и собирает, и сдает.
Гусев дав им ключ, велел занести все четыре мешка, включая тот, что я раньше приволок, в кабинет, в котором девушки с письмами работали. Пообщались с ним минут пять всего потом, потому что его куда-то вызвали, и ему бежать нужно было. Повезло мне, получается, приехал бы на четверть часа позже, и долго бы его ждал…
До перемены оставалось всего минут десять, так что я у аудитории дождался, когда практическое занятие закончится, чтобы со своими сокурсниками пообщаться. Вышли все после звонка, и мне обрадовались. Много рук пожал, а несколько девушек и щечку мне для поцелуя подставили, к явной зависти парней.
– И вот чего вы так? – громко спросил девчонок Валерка Егозин, который меня в целом недолюбливал, как я подозревал. – И на занятиях Ивлева нет, и вон он с каким загаром с отдыха приехал, и вы его еще и целуете? Он же давно про вас забыл!
– Завидуй молча, Валерка, – фыркнула одна из девчонок, Верка Кострина, – а тебе кто мешает на месяц исчезнуть и потом с загаром вернуться? Ой, я забыла, ректор про тебя и не знает, чтобы тебя с занятий отпустить… Ты на неделю уйдешь, не то что на месяц, тебя тут же и отчислят. А вот про Ивлева ректор знает. Он радио слушает и газеты читает. Думаешь, ему не видней, кого с занятий отпускать?
Посмеялись все дружно над Валеркой, так что он тут же, покраснев как помидор, молча и исчез.
Пошел с нашими парнями в столовую. Сели за столик, пообщались на перемене. Вроде все у всех хорошо. Костян рассказал, что Славка хорошо вписался в стройотряд, работы не боится, руки не кривые. Ираклий рассказал, что родители его через неделю приедут в гости, гостинцы привезут. Он всех угостит, конечно. Погрустили все вместе, что Макарова в нашей маленькой компании в столовой больше нет. Ну а потом, конечно, все на следующую пару побежали, ну а я в спецхран поехал. Нужно много материалов собирать, чтобы доклады Межуеву писать.
После спецхрана прибыл домой. Дети спали, Валентина Никаноровна, отложив в сторону вязание, пошла мне еду разогревать. Прикинув, что занятия у Витьки должны уже закончиться, набрал домашний телефон Макарова.
Трубку взяла опять его мама. Впрочем, к этому я уже привык. Учитывая, что недавно был у них в гостях на даче, представился, и она очень обрадовалась. Так что немножко поговорили, прежде чем она Витю позвала к телефону.
– Ну как жизнь, студент? – спросил я Витю.
Голос у того, когда он ответил мне, был как бы и радостный, но одновременно и явно замученный.
– Тяжело, Паша, если честно, с этим китайским, – со вздохом сказал друг. – Ох и тяжело! Днём занимаюсь в университете, вечером – с репетиторами. И пока ещё и близко не видно, чтобы я остальных студентов догнал. Хорошо хоть зачёт сдавать за первый семестр не нужно будет, поскольку один из