Но в следующий миг в голове что-то щёлкнуло. Злость и обида ушли на второй план, уступив место холодному расчёту. Так, стоп. А если посмотреть на это с другой стороны? Сержант Петров их не найдёт, у него связаны руки. У Алиевых денег и влияния хватит, чтобы откупиться от кого угодно. Они чувствуют себя хозяевами жизни. Значит, играть с ними по их правилам — в тёмных подворотнях — бесполезно. Нужно вытащить их на свет. Туда, где их деньги и связи могут оказаться бессильны против одной простой вещи — общественного мнения.

— Хорошо, — неожиданно для самого себя сказал я. Настя, слушавшая весь разговор, аж подпрыгнула на стуле и уставилась на меня во все глаза. — Можете приехать. Но у меня есть одно условие.

— Любое! — кажется, на том конце провода чуть ли не захлопали в ладоши.

— Мы будем говорить о еде. И только о еде. Никаких вопросов про нападение, про Алиева, про угрозы. Мы просто будем готовить. Расскажу пару своих секретов. А про всё остальное… мы поговорим намёками. Очень туманными. Потому что любое прямое обвинение сейчас может привести к тому, что в следующий раз они придут не с кулаками, а с чем-то похуже. Вы же умная женщина, Света. Понимаете, что не стоит совать голову в пасть злыдню?

В трубке на несколько секунд повисла тишина. Я почти слышал, как у неё в голове щёлкают шестерёнки. Она просчитывала варианты. И она поняла. Поняла, что это может стать началом большой истории.

— Да, — твёрдо сказала она. — Я всё поняла. Не лезть на рожон. Будем у вас через час.

Я положил трубку. Настя смотрела на меня с такой тревогой, будто я только что подписал себе смертный приговор.

— Игорь, ты уверен? Это же опасно! Ты же сам ей сказал…

Я посмотрел на сестру. Она, наверное, впервые увидела в моих глазах холодную, упрямую решимость человека, которого загнали в угол, и он решил огрызнуться.

— Они начали эту войну, Настя. Втихую, исподтишка, в тёмных переулках. Что ж, значит, пора перенести поле боя туда, где светло. Прямо под софиты телекамер.

— Но ты же сказал, что не будешь их обвинять…

— А это и не надо, — я криво усмехнулся. — Иногда, чтобы люди всё поняли, не нужно кричать «Пожар!». Достаточно просто встать рядом с сеновалом и демонстративно чиркнуть спичкой. А выводы они сделают сами. Весь город и так шепчется, кому мы перешли дорогу. Мы просто дадим им повод говорить громче.

* * *

Ровно через час, как и обещали, у дверей «Очага» затормозил белый фургон. На боку красовалась яркая, даже какая-то вызывающая надпись «Зареченск-ТВ». Я как раз успел умыться ледяной водой из-под крана, чтобы окончательно проснуться. Настя, глядя на мою кислую мину, тоже пыталась сохранять спокойствие. Она молча тёрла и без того чистые столы, просто чтобы чем-то занять руки. Её нервозность прямо-таки витала в воздухе.

— Игорь, а может, не надо было? — тихо спросила она, не отрываясь от своего занятия. — Ну что мы им покажем? У нас даже вывеска скоро отвалится.

— Нормально всё, Насть, — я постарался улыбнуться как можно бодрее. — Главное — не вывеска, а то, что на тарелке. Прорвёмся.

Дверь открылась, и на пороге появилась Светлана. Если вчера она была похожа на любопытную студентку, то сегодня превратилась в настоящую бизнес-леди: строгий брючный костюм, волосы стянуты в тугой хвост, а во взгляде — сталь. За ней в нашу тихую закусочную, гуськом, ввалились четверо хмурых мужиков, увешанных проводами и техникой. Один, самый здоровый, тащил на плече камеру, второй, худой и длинный, нёс микрофон на палке, похожей на удочку, а ещё двое волокли тяжёлые ящики с оборудованием. Наше маленькое убежище на глазах превращалось в съёмочную площадку.

— Игорь, доброе утро ещё раз, — Светлана окинула наше скромное заведение быстрым, оценивающим взглядом. — Это моя команда. Где нам лучше всё расставить?

Я уже всё прикинул. Пока ждал их, я не просто травился кофе, а выстраивал в голове идеальную картинку. Я знал, как падает свет из единственного окна, где лучше всего будет смотреться пар от кастрюли и с какого ракурса моя старая плита выглядит не так убого.

— Здравствуйте, — кивнул я, выходя им навстречу. — На кухню проходите, там всё и сделаем. Только осторожнее, у меня тут тесновато, не танцпол.

Они один за другим протиснулись за мной в моё царство кастрюль и сковородок. Оператор с камерой на плече смерил взглядом мою кухню размером с чулан и тяжело вздохнул. Видимо, привык к более просторным павильонам.

— Так, мужики, слушайте сюда, — я хлопнул в ладоши, чтобы привлечь их внимание. — Времени у нас у всех в обрез, так что давайте быстро. Вот этот большой прожектор ставьте в угол у окна. Направляйте на плиту, но не в лоб, а через эту вашу белую тряпку, рассеиватель то есть.

— А это ещё зачем? — буркнул здоровяк с камерой, глядя на меня как на идиота.

— Чтобы лицо у меня в кадре не блестело, — терпеливо объяснил я. — И чтобы тени от носа на пол-лица не было. Второй фонарь, поменьше, ставьте вот сюда, сзади и сбоку от меня. Он меня от фона отделит, картинка объёмнее будет.

Я ткнул пальцем в место за своей спиной.

— Основную камеру ставь прямо напротив плиты, на треногу. Будешь общий план снимать. А ты, — я повернулся ко второму оператору, который был помладше и выглядел не таким угрюмым, — будешь с ручной бегать. Мне нужны будут крупные планы: как я режу, как на сковородку кидаю, как масло шипит. Понял?

Парень удивлённо кивнул.

— Звуковик, — я обратился к долговязому с «удочкой». — Послушай, как холодильник мой старый гудит. Сильно? Если фонить будет, придётся его на время съёмки из розетки выдернуть.

Съёмочная группа замерла. Четыре взрослых мужика уставились на меня с таким видом, будто я только что предложил им снимать репортаж на Луне. Они, видимо, привыкли, что повара умеют только лук шинковать, а не съёмочным процессом руководить. Светлана, стоявшая у входа на кухню, удивлённо вскинула нарисованную бровь. На её лице деловая маска треснула, и сквозь неё проступило неподдельное изумление, смешанное с чем-то похожим на уважение.

— Вы, я смотрю, не только в готовке разбираетесь, — протянула она с лёгкой усмешкой, в которой уже не было прежней снисходительности.

Ещё