— Еще бы… — хмыкнул Громов.

В кабинете ненадолго повисло молчание. Мы пили чай, который нам принесла Ника Львовна, и Иван Федорович задумчиво стучал своей письменной ручкой по столу.

— Ладно, хватит с вас на сегодня, — наконец сказал он. — Веригин попросил вас освободить от нагрузок до конца этой недели, так что…

— Три дня каникул получается? — обрадовался я.

— Не получается, Темников, — тут же огорчил меня Орлов. — Вы освобождены только от дополнительных занятий, а уроки никто не отменял. Ваши субботние уроки я тоже отменил, Чертков и Артамонов уже в курсе, так что можете заниматься своими делами.

Ну хоть так… Не то чтобы я сильно хотел пропустить занятие с Александром Григорьевичем, но лишний свободный день мне сейчас очень не помешает. Мне он был просто необходим, чтобы сварить Эликсир Жизни, а этот процесс занимал очень много времени и сил.

Кстати, об эликсире…

— Иван Федорович, а вы не могли бы мне дать номер телефона Горчаковой? — спросил я. — Или скажите адрес, где она живет. Раз уж у нас суббота свободная получается, то хочу ее проведать.

Орлов с Громовым подозрительно уставились на меня. Судя по их лицам, они не очень верили тому, что я хочу ее просто проведать. Видимо решили, что у нас есть какие-то секреты, о которых мы с Лешкой не захотели рассказывать.

— Ты уверен, что вам с Нарышкиным нечего добавить к вашей истории? — подтвердил мою догадку Орлов.

— Абсолютно, — кивнул я. — Просто интересно — как она там. Ну и вообще… Хочу спросить, что она чувствует в такие моменты. А то у нас на занятиях никогда времени на разговоры не хватает.

— Интересно значит… — усмехнулся директор. — Ну-ну… Спроси, раз так. Телефона ее я тебе не дам, а вот адрес скину позже сообщением.

— Спасибо, Иван Федорович, — поблагодарил я его.

Мы еще немного поговорили, допили чай, а затем нас с Лешкой отпустили на обед, до которого оставалось всего полчаса. Кстати, от уроков на сегодня нас все-таки освободили, что было приятной новостью. Это, конечно, не три дня каникул, но все равно неплохо.

— Проведать Горчакову и спросить, что она чувствует в моменты приступов? Серьезно? — спросил у меня Нарышкин, как только мы вышли из приемной. — Что за странное желание?

— Да нет, конечно, — честно ответил я. — Просто хочу с ней поговорить. В школе не то совсем. Может быть, чем-то смогу ей помочь.

— Ну если так… — пожал плечами княжич. — Попробуй. Привет ей от меня передавай, если поедешь. Пусть не обижается на меня за то, что я на нее злился. Хотя… Это не отменяет моих слов о том, что она дура и зря поперлась в Искажение.

— Само собой, — усмехнулся я.

До конца урока была еще куча времени, и мы с Лешкой решили, что это отличная возможность прийти на обед пораньше и не толкаться в очередях. Упускать такие моменты просто преступление.

Приободрившись мыслью, что скоро сможем наконец-то хорошенько подкрепиться, а не лопать кашу и куриный суп, которыми нас кормили последние пару дней, мы стремительно ворвались в столовку. Очень вовремя, как оказалось.

За линией раздачи царил полнейший бардак. Повара бегали по кухне с ведрами, кастрюлями и пытались ими что-то поймать на полу. Судя по радостным воплям, которые оттуда доносились, время от времени чьи-то попытки были успешными.

Увидев нас, одна из поварих помахала нам рукой и громко крикнула:

— Нарышкин, Темников, что стали как болваны! Берите кастрюли и ловите его, пока не он по всей школе не разбежался!

Как оказалось, во всем был виноват молочный кисель. Мерзкая гадость, которую нам время от времени готовили. Однажды я попробовал эту штуку и с тех пор лишь один вид киселя приводит меня в ужас.

Судя по всему, кому-то из учеников «Китежа» молочный кисель не нравился даже больше, чем мне, поэтому он решил бороться с ним радикальными методами. Каким-то образом наложил на кисель заклятие, после которого тот смог выбраться из большущей кастрюли, в которой его готовили. Более того, затем эта наглая кисельная морда разбилась на мелкие порции, которые теперь как жирные амебы катались на кухне по полу.

— Узнаю какой балбес это сделал, лично половником отхожу! — ругалась раскрасневшаяся от натуги старший повар, пытаясь накрыть кастрюлей очередную порцию киселя, которая медленно укатывалась под линию раздачи.

К тому времени, когда прозвенел звонок и ученики начали заполнять столовку, большую часть молочного киселя удалось переловить, за что мы с Лешкой получили от поваров особую благодарность. Правда нескольким порциям все-таки удалось удрать, и они теперь бесцельно слонялись по залу столовой. Но и тех во время обеда удалось переловить.

В общем, порезвились неплохо, вот только постоять в очереди нам с Нарышкиным все-таки пришлось. Даже если бы мы с ним переловили весь молочный кисель в мире, то все равно не смогли бы этого избежать. Очередь в школьной столовке — это нерушимая традиция, и здесь даже не работали особые связи, в виде личных знакомств с поварами.

Насладиться обедом в полной мере тоже не вышло. Пока мы с Лешкой ели и делали вид, что вокруг нас не происходит ничего особенного, это самое особенное все-таки происходило. На нас смотрели так, будто мы с княжичем не так давно отправились преисподнюю и вернулись обратно с рогами и копытами.

Впрочем, этого следовало ожидать. Кречетникова приходила в медицинский блок, чтобы навестить Нарышкина, так что мы с ним были в курсе последних слухов, которые расходились по школе. Как всегда, в таких случаях история с походом в Искажение быстро обросла новыми подробностями.

По одной из которых у Лешки теперь две головы, а у меня из правого уха все время валит дым. Судя по лицам некоторых учеников, не все были рады, что мы были живы-здоровы и никаких заметных изменений с нами не произошло.

Честно говоря, раздражает, когда на тебя все время пялятся. Даже если пытаешься делать вид, что не замечаешь этого. В конце концов мы с княжичем решили, что хватит с нас обеда, и разошлись по своим комнатам, договорившись за ужином поделиться соображениями насчет Серебряковой.

Размышления об Алене и ее друзьях я решил оставить на потом, так как в голову никаких интересных мыслей на этот счет не приходило. Оно и неудивительно — за прошедшие пару дней я так часто думал об этом, что видимо моему мозгу это надоело.

Поэтому стоило мне лишь начать строить коварные планы, как мои мысли сразу же