— Это откровенное, наглое вымогательство! — взревел Годрик ван Хорн, не выдержав более этого зрелища. Его мана Эпоса на мгновение вырвалась из-под контроля, и воздух вокруг нас сгустился, зарядился напряжением, заставляя стоящих рядом солдат невольно отшатнуться. — Ты, ничтожная, провинциальная гнида, смеешь диктовать условия нам, ван Хорнам⁈ Ты не стоишь пыли с сапог моего племянника!

Но прежде чем я успел ввернуть очередную колкость, вперед, абсолютно спокойно, шагнула Шарона. Ее движение было плавным и неспешным, но оно мгновенно перехватило все внимание.

— Условия, Годрик, были предельно ясны, озвучены вслух и приняты обеими сторонами добровольно, — ее голос прозвучал спокойно, но с той стальной, негнущейся интонацией, что не оставляла места для возражений. — Твой племянник и его сторонники заключили это пари, будучи, я уверена, в полном и адекватном разуме. Они проиграли. Чисто и безоговорочно. Вся Коалиция держится на двух вещах — на дисциплине и на неукоснительном исполнении обещанного. Или, может быть, в твоей дивизии принято бросать слова на ветер и отказываться от долгов, как последние бесчестные торгаши?

Она не повышала голос, но каждый его звук, каждое слово будто вбивало новый гвоздь в крышку гроба всех возможных аргументов Годрика. Он замер, его лицо исказилось от бессильной, кипящей ярости, но он смотрел теперь не на меня, а на Шарону. И, как мне показалось, он ее нехило так боялся.

Прошло несколько тяжелых, давящих секунд. Годрик с силой, словно выплевывая яд, выдохнул, наконец отводя взгляд в сторону:

— Хорошо. Вы получите свои грязные деньги. И свою экипировку. Но запомни, Марион, это не конец.

— Да-да, конечно, — вырвалось у меня против воли.

###

Прошло несколько дней, и я наконец выкроил время разобраться с тем ворохом богатства, что свалился на нас. Большую часть времени до этого я потратил на безуспешные попытки исцелить левое плечо.

Даже лучшие целители корпуса, к которым я обратился, смогли лишь устранить последствия — странное воспаление, что расползалось от раны, и черную, разъедающую плоть коррозию.

Но сама рана, глубокая и мертвенно-холодная на ощупь, оставалась нетронутой. Она ныла постоянной, изматывающей болью, а любая попытка активно двигать рукой заканчивалась приступом стреляющей агонии, от которой темнело в глазах. Приходилось мириться с тем, что левая рука пока что была мало на что пригодна.

Итак, что мы имели.

Сто миллионов за пари, двадцать — официальная награда за миссию в Руинах Облачного Заката, пятьсот — щедрая благодарность маркизы Маэрьялы и, наконец, почти три миллиарда, извлеченные из тайников повстанцев.

Цифры кружили голову. Однако долго ими наслаждаться не пришлось.

Я сразу же потратил больше половины — два миллиарда пурпура ушло на покупку нового флагмана для батальона. Старые корабли из тридцать пятой дивизии были надежными работягами, но на фоне мощи корпуса они выглядели убогими калошами.

Новый «Золотой Демон», название менять я не стал, купленный с заделом на будущий полк, был настоящим левиафаном, способным нести три тысячи человек экипажа, оснащенным по последнему слову техники и защищенным едва ли не лучше базы тридцать пятой дивизии.

Затем я принялся за артефакты, выданные нам ван Хорнами в счет пари. И, разумеется, ублюдки схалтурили.

Сабли, щиты, наручи — все действительно было уровня Хроники и Предания, но качество… Это был откровенный хлам. Сделанный кое-как, с кучей скрытых дефектов, перетяжеленный и ненадежный. Видимо, нам сбагрили пылившийся на полках неликвид.

Я не стал даже пытаться вручать это своему батальону. Вместо этого я сдал всю эту кучу металлолома торговцам на базе, выручив за нее сто шестьдесят пять миллионов — все-таки артефакты оставались артефактами.

Итоговую экипировку для бойцов я составил из двух источников. Часть — качественные, проверенные артефакты из запасов повстанцев. Другую часть пришлось закупать у самого корпуса, и это обошлось мне еще в шестьсот миллионов. Зато теперь каждый мой боец был оснащен не просто хорошо, а как минимум на пять, а то и на пять с плюсом.

Затем настал мой черед. Хотя у меня не было личных артефактов Предания, я все еще мог пользоваться массовыми моделями, слегка подправив их внешний вид. Для артефактов Предания это было несложным делом.

Однако привычных пистолета и сабли я не выбрал. Для дальнейших планов мне нужен был стиль, который я мог бы демонстрировать публике, не вызывая лишних вопросов. Стиль Гильома.

Так что я выбрал изящную, с игривым балансом рапиру. Она была легкой, почти невесомой по сравнению с моей старой саблей, и рассчитана на фехтовальную технику, а не на сокрушительные рубящие удары.

Со щитом было проще. Вторым артефактом Гильома числился небольшой щит на левую руку. Мне не пришлось искать замену — мой собственный щит, «Сказание о Марионе», созданный моей волей, а не Маской, не исчез вместе с ней, и все еще остался на уровне Предания.

Все, что нужно было — это сосредоточиться. И золотистый узор на его поверхности поплыл, изменяясь, пока щит не принял вид изящного, стилизованного под старину круглого баклера.

Помимо этого, я подобрал себе набор артефактов, включая новые «Прогулки». Я уже планировал, как буду ежедневно прокачивать их, насыщая собственной маной Предания, чтобы поднять их уровень до квази-Предания.

Но, держа в руках эти искусно сделанные, но… обычные артефакты, я не мог избавиться от гнетущего чувства недовольства. Они были тусклыми, ограниченными инструментами по сравнению с живой, отзывчивой силой моих татуировок. Даже странно было, насколько я к ним уже привык.

###

Спустя несколько дней меня снова вызвали в кабинет Шароны. Я застал ее стоящей у окна кабинета, смотрящей на бескрайнее, усыпанное звездной пылью Небо за пределами базы.

Когда она обернулась на мой вход, на ее лице читалась явная, не скрываемая досада, подернутая тонким, но отчетливым слоем холодной, расчетливой ярости.

Глава 21

— Не вышло, — отрезала она, без каких-либо предисловий или приветствий. — Твое звание подполковника и полк… ван Хорн провалил все в совете. Упирал на то, что один, даже самый громкий, подвиг — не показатель системных командных качеств. И, черт побери, половина совета комдивов, эти старые, перестраховывающиеся болваны, с ним согласились.

Она с силой швырнула на стол толстую папку с грифом «Совет», и та с грохотом разлетелась по кабинету, разбросав