Видимо, практически удачное завершение плана, близкое спасение и возможность в открытую унизить управляющего вскружили голову барону, и тот не удержался. За что и поплатился.

Я лично видел, стоя на палубе дирижабля, как Зуев, доведённый до белого каления, с рёвом рванул к ненавистному барону и, проклиная того, толкнул за борт. Однако барон успел ухватить мужчину за рубашку, и за борт дирижабля они выпали уже в обнимку.

Конечно, все воздушные посудины в Октопусе были оборудованы страховочными сетками вдоль бортов, однако, на беду драчунов, судно, прорываясь сквозь воздушных тварей, неожиданно объявившихся по всему подземелью, несколько пострадало. И именно там, где сцепилась эта сладкая парочка, страховки не оказалось.

В общем, можно сказать, что Зуев и Кулагин погибли в считаных шагах от спасения. И не то, чтобы я сильно скорбел по обоим, тем более по барону, однако смерть управляющего нанесла чуть ли не контрольный удар по роду Чигарёвых.

Во-первых, была куча свидетелей, что именно Зуев напал на Кулагина, что ставило под сомнение адекватность всего персонала курорта. Ну а, во-вторых, род Чигарёвых лишился главного свидетеля вмешательства графа Петрова в попытки выправить ситуацию в Башне.

Как ни крути, но это Зуев ещё был относительно значимым лицом, чей голос мог иметь вес в предстоящем разбирательстве, и при этом не рискующим исчезнуть до начала этого самого разбирательства. Остальные же отдыхающие, кто хоть как-то был в курсе происходящего, будут молчать в тряпочку.

Ну или с радостью примкнут к графу. Наверняка многие сделают соответствующие выводы из исчезновения одарённого из-под носа имперских следователей. Как бы последние ни пыжились, но и на них, судя по всему, имеется управа.

Так что попытки Бекеревой установить контакт я проигнорировал. Даже несмотря на то, что я увидел, как в её руке появился небольшой чёрный конус с серебряными прожилками. Именно такие показывают в фильмах про шпионов, когда те хотят, чтобы разговор был полностью конфиденциальный.

— Максим Витальевич, мы сможем обеспечить вам… — Алая начала со стандартных слов о безопасности, однако продолжить не успела, так как дверь в кабинет резко распахнулась и на пороге появился мужчина в такой же белоснежной форме, как и следовательница.

— Алаайя, там по твоему делу пришли. Человек уже полчаса ждёт, — недовольно проворчал следователь, скользнув по мне взглядом. — Вы по Октопусу?

— Как понимаю, да, — кивнул я.

— Тогда я вынужден забрать у вас Алаайю Ивановну, а беседу с вами продолжит другой следователь, — мужчина посмотрел на девушку, после чего между ними последовал молчаливый обмен взглядами, из которого победителем вышел следователь.

— Что же, приятно было с вами побеседовать, Максим Витальевич, — поднявшись из-за стола и демонстративно громко захлопнув дело, произнесла Бекерева. — И вы всё-таки подумайте насчёт моих слов. И если надумаете что-то, вот мои контакты.

Девушка протянула мне кусочек бумажки с написанными от руки номерами: рабочим и мобильным.

— А просто звонить можно? — убирая бумажку в карман пиджака, поинтересовался я, однако уже стоявшая на пороге кабинета Алая ничего не ответила. То ли проигнорировала неуставной вопрос, то ли действительно не услышала.

— Предположим, что молчание — знак согласия, — пробормотал я, глядя на закрывшуюся дверь и готовясь к очередному длительному ожиданию.

Впрочем, на этот раз долго ждать мне не пришлось. Уже через пять минут в кабинете, который я уже скоро буду иметь право называть своим, возник приторно-сладко улыбающийся мужчина в помятом костюме, с двумя стаканами горячего кофе и тоненьким файликом, из которого выглядывало несколько листов.

— Добрый день, Максим Витальевич, меня зовут Степан Андреевич, и мне нужно взять у вас показания по поводу случившегося в Октопусе.

— Да уж, наша песня хороша, начинай сначала… — поелозив на стуле, уже практически принявшем форму моего тела, устроился поудобнее и приготовился к очередной порции вопросов и ответов.

Однако, в отличие от беседы с Бекеревой, диалог со Степаном Андреевичем вышел каким-то однобоким. Местного следователя совершенно не интересовали ключевые события, произошедшие в подземелье. Ни момент появления осьминогов, ни трагедия с плотами, ни прибытие спасшихся с Малого острова и появление спасателей.

Зато про Петрова мужчина расспрашивал, не останавливаясь, при этом старательно ставя вопросы так, чтобы, не дай боги, я не мог бросить на графа хоть тень. Так что уже спустя десять минут этого странного опроса я понял, к чему всё клонится, и попросил Степана Андреевича поменьше болтать и побольше записывать. После чего быстро пересказав все главные события в Октопусе, при этом не вдаваясь в оценку поведения некоторых людей, поднялся из-за стола и направился к выходу.

Следователь, конечно, попытался меня остановить, однако я уже стоял у открытой двери и наблюдал, как из кабинета неподалёку выходит смутно знакомый мужчина, а следом за ним Бекерева. Парочка о чём-то переговаривалась, однако в коридоре было довольно шумно из-за снующих туда-сюда людей, так что, о чём именно они говорили, расслышать было невозможно. И я, опасаясь, что меня опять передадут кому-нибудь, сообщил Степану Андреевичу, что если они планируют отнять у меня ещё три часа жизни, то им следует вызывать меня уже официально, а за сим я откланиваюсь.

Мужчина в ответ на это что-то прокашлял, однако больше остановить меня попыток не предпринимал, и я отправился к выходу из полицейского участка, пытаясь вспомнить, где же мог видеть этого типа.

— … и побыстрее, пожалуйста, — усевшись в первое попавшееся такси, я достал телефон, однако прежде набрать номер будущих проблем я вновь посмотрел на мужчину, вышедшего вслед за мной из участка. — Где же я тебя видел, дружище?

Словно в ответ на мои слова, плечистый парень, порывшись в карманах поношенной кожанки, достал пачку сигарет, взял одну и, щёлкнув зажигалкой, прикурил, на мгновение скрыв часть лица.

— Твою же мать… — пробормотал я, заставляя было тронувшегося с места таксиста нажать на тормоза. — Нет, нет, это не вам, уважаемый. Можете ехать.

Машина вновь тронулась, а огонь, мнимая вонь курева и волевой подбородок, который я когда-то имел честь уже наблюдать, наконец, сложились будто части пазла. И я понял, кто же это был в участке.

Сержант Громов собственной персоной. Тот самый тюремщик, который с товарищем выпустили меня