уже начал строить грандиозные планы:
— Знаешь, на такой машине можно и в Москву съездить на выходные! Представляешь, какой кайф — своя тачка, сел и поехал, куда глаза глядят! Ни от кого не зависишь!
— Сначала до Мурома доехать бы без приключений, — усмехнулся я.
— Да ладно тебе! Что может случиться?
Знал бы он, как часто эта невинная фраза «Что может случиться?» становится началом больших проблем. Вселенная, кажется, обладает извращенным чувством юмора и обожает доказывать людям, насколько они ошибаются. Но говорить ему об этом я, конечно, не стал. Пусть порадуется.
* * *
Анна Витальевна Кобрук нервно теребила край бумажной салфетки, глядя на часы. Небольшое кафе в центре города было почти пустым — идеальное место для короткого и приватного разговора. Она заказала только кофе, он — бизнес-ланч, который ел быстро, почти не глядя в тарелку.
Мышкин видел ее нетерпение, но сам торопился еще больше. Ему едва удалось вырваться на этот поздний обед. В его кабинете сейчас сидели двое его помощников, опрашивая только что доставленных Волкова и Сычева, а на его столе лежала стопка распечаток с телефона Кристины. Он успел лишь бегло просмотреть их, но и этого было достаточно, чтобы понять — материалов хватит, чтобы упечь всю эту шайку за решетку надолго.
— Корнелий, я ценю, что ты нашел время, — начала она, едва он отставил тарелку с супом. — Расскажи, как продвигается дело?
Мышкин сделал большой глоток воды, давая себе секунду.
— Продвигается стремительно, Аня. Материалы, которые нам передали, оказались золотой жилой. У нас на руках их «черная» бухгалтерия. Вся цепочка — от поставщиков до конечных покупателей.
— И кто попадет под удар? — спросила она, и ее пальцы сжали салфетку еще сильнее.
— Многие из твоей больницы, — он не стал смягчать удар. — Панкратов точно — он организовывал транспортировку «товара» на машинах скорой. Лопухов из аптеки — через него шла реализация среди своих. Ну и по мелочи, несколько лекарей из терапии, которые выписывали липовые рецепты.
Кобрук заметно побледнела. Ее волновала не справедливость. Ее волновали последствия для идеально отлаженного механизма, которым она руководила.
— Корнелий, послушай… Может, притормозишь расследование? Хотя бы на пару недель?
— Зачем?
— У нас сейчас вспышка «стекляшки», какой не было за все это время! Половина персонала на больничном! Если сейчас еще и Панкратова с Лопуховым заберут — это будет катастрофа! Скорая встанет, аптека останется без руководства! Некому будет работать!
Вот оно.
Он знал, что этим кончится. Для нее угроза — не два негодяя, торгующих просрочкой. Для нее главная угроза — это коллапс всей больничной системы, который оставит без помощи сотни обычных пациентов. Она — руководитель. И она спасает свой корабль от пробоины, даже если для этого придется оставить на борту пару крыс. Он понимал ее логику. Но принять ее не мог.
Мышкин медленно покачал головой.
— Аня, я понимаю твое положение как руководителя. И я понимаю, что ты думаешь о других пациентах. Но я не могу. Закон есть закон. Они торговали препаратами, которые могли убить. Из-за них люди чуть не умерли. И это только те случаи, о которых мы знаем. Мы не можем закрыть глаза на одно преступление, чтобы предотвратить возможное другое.
— Но можно же подождать! — она повысила голос, но тут же спохватилась, испуганно оглянувшись по сторонам. — Несколько недель ничего не решат! Пожалуйста!
— Нет. Извини.
Кобрук резко отодвинула свою чашку с нетронутым кофе.
— Тогда мне здесь больше делать нечего, — холодно отрезала она.
Она встала, бросив скомканную салфетку на стол, и, не оглядываясь, быстрыми, отрывистыми шагами направилась к выходу. Мышкин остался один.
Он посмотрел на ее пустой стул, на свой наполовину съеденный ланч. Обед был безнадежно испорчен. И дело было не в работе.
Дело было в том, что он только что окончательно убедился — они по разные стороны баррикад. Он ловит преступников. А она — спасает систему. И эти две цели, как оказалось, несовместимы.
Он бросил на стол несколько купюр и тоже поднялся. Времени на рефлексию не было. В кабинете его ждали два задержанных и кипа неопровержимых доказательств. Работа сама себя не сделает.
* * *
— Ну как спалось на королевских перинах? — спросил я Артема, когда мы встретились в сияющем мрамором и позолотой вестибюле отеля.
— О-о-о! — он картинно закатил глаза, потягиваясь так, что хрустнули суставы. — Я думал, вообще не встану! Будто меня в эту кровать специально засасывало! Там какие-то специальные матрасы, наверное, с усыпляющей магией!
— Ортопедические, — усмехнулся я. — Без всякой магии, просто качественные материалы и правильная поддержка позвоночника.
— Да какая разница, как называется! — отмахнулся он. — Главное — выспался как младенец, впервые за последний год!
Его непосредственность подкупала. Он не пытался казаться тем, кем не является, не старался выглядеть искушенным в роскоши. Просто радовался жизни, как ребенок. Редкое и ценное качество.
Машина уже ждала нас у входа. По дороге в больницу Артем не переставал с восторгом рассказывать о сервисе:
— Представляешь, я вчера вечером из любопытства заказал завтрак в номер на семь утра. Думал, забудут или опоздают. Так нет же! Ровно в семь ноль-ноль — тихий стук в дверь. Принесли. И кофе какой! Настоящий, из зерен, а не та бурда, что у нас в столовой! А круассаны! Теплые еще!
— Ты прямо как ребенок в кондитерской лавке, — покачал я головой.
В больнице, едва мы вошли в знакомый гулкий коридор третьего этажа, нас уже встретила Шипа. Она не летела, а сидела на высоком постаменте со статуей какого-то древнего целителя и с видом полнейшего самодовольства вылизывала свою нематериальную лапку.
— А я все узнала! — объявила она, едва я подошел, и тут же бесшумно перелетела мне на плечо.
— Что узнала?
— С кем твой Харламов вчера совещался! Я за ним весь вечер следила, как тень. Он разговаривал со своим помощником, назначал встречи на завтра. И в конце обмолвился, дословно: «И обязательно согласуй мой визит к магистру Воронцову. Скажи, что это по тому самому, срочному вопросу, который мы обсуждали». Я этого Воронцова пару раз здесь видела, важный такой ходит.
Воронцов… Это имя показалось смутно знакомым. Воронцов… Где я слышал эту фамилию? Не пациент. Не коллега из Мурома. Владимир… Точно!
— Постой, это же дядя Волосенковой! Той девушки с аутоиммунным