— Что? — загрохотал дедушка. — Лезть через окно к собственной жене? Я? Да мне сорок пять на той неделе стукнуло! Я пацан сопливый, что ли? Ну ты даешь, Витя! Это ж курам на смех! Засмеют! Лезть, как вор, в свою квартиру, в которой я каждый гвоздик сам прибил, каждую паркетину сам положил? Щас! Хватит уже, набегался я за Кларой, налазился в окна в женское общежитие… Один раз комендант меня увидел, так прямо за портки с окна сдернул и порвал. Так я с дырой на заднице до самой своей общаги и шел… Хорошо хоть куртка была, повязал на пояс, а так бы и в метро не пустили.

— Помнишь, стало быть? — усмехнулся дядя Витя.

— Конечно, помню! — сердито ответил дедушка. — Штаны эти у меня единственные были. Два дня потом на улицу не выходил, не в чем было. Так и шить научился…

— О том я и говорю! Штаны ты давно новые купил, а воспоминания остались. Согласись?

— Вообще да, — подумав, согласился дедушка. — Воспоминания остались. Мы с Кларой потом первый раз поцеловались. Ну, когда я штаны зашил и к ней снова приехал. Май пятьдесят пятого… А с тех пор Клара мне сама всю одежду чинит — мы спустя месяц после того дня заявление в ЗАГС подали.

— То-то и оно! — глубокомысленно заявил дядя Витя.

— Ладно, — хлопнул ладонью по столу дедушка Коля. — Хочет Клара романтики — будет ей романтика! Я, в конце концов, еще не забыл, где у нас цветочный магазин. Да и подтянуться, чай, пару раз сумею.

Сказано — сделано. В день годовщины дедушка, предусмотрительно взяв бюллетень, с утра дежурно поцеловал бабушку и ушел якобы на работу. Работа бабушки начиналась на час позднее, чем смена на заводе, на котором трудился дедушка, а предприятие, на котором она трудилась, находилось недалеко от дома. Поэтому она и уходила позже.

Погуляв с часок, дедушка вернулся домой, прибрался в квартире, приготовил нехитрый ужин в честь годовщины, решив играть в романтика до конца. Потом он вдоволь посмотрел телевизор, насладился внеплановым выходным и, как только начало темнеть, вышел на улицу и притаился с заранее купленным букетом цветов под домом.

Ровно в семь часов вечера хлопнула входная дверь квартиры — это бабушка вернулась с работы. Настроение в день годовщины свадьбы у нее было хуже некуда: проезжающая мимо поливальная машина окатила ее с головы до ног, и хорошенький бежевый плащ теперь надо было отдавать в химчистку, а голову — срочно мыть. А еще паразит этот, Коля, даже с праздником не поздравил. Клюнул с утра в щеку на прощание перед уходом — и все… Как всегда, просто забыл про годовщину…

В это время за окном раздался шорох. Кинувшись в комнату, бабушка увидела в открытом окне какой-то красный куст, из-за которого торчала чья-то голова.

— Воры! — заорала бабушка. — Воры! Грабители! А-а-а!

И, схватив тяжеленную вазу, которая была приготовлена дедушкой для цветов и стояла на столе, она что есть силы начала лупить «грабителя».

— Клара, ты че? Дура, что ли? Ох ты, больно-то как! — заорал «грабитель» хорошо знакомым голосом и кулем свалился на землю.

Выглянув в окно, бабушка поняла две вещи: первую — то, что она поступила совершенно правильно, двадцать лет назад сказав в ЗАГСе: «Да!», и вторую — надо вызывать скорую.

На грязной земле под окном в праздничном костюме, весь усыпанный лепестками красных роз, лежал, корчась от боли, ее любимый супруг и — по совместительству — дедушка маленькой Гали. Начиная с этого дня, на каждую годовщину свадьбы дедушка Коля произносил тост: «За романтику и докторов, которые отлично лечат перелом лодыжки со смещением!».

* * *

А сейчас пятидесятилетняя Галя в другом обличье стояла вместе с бабушкой под окнами травматологического отделения больницы и на пару с ней скандировала:

— Вла-ста Мат-ве-ев-на!

— Вла-ста Мат-ве-ев-на!

Глава 18

Однако ни на первый, ни на второй призыв нам никто так и не ответил. Орали мы с бабушкой до тех пор, пока не охрипли, но все без толку, разве что редкие прохожие начали на нас оглядываться.

— Обход у них вечерний, наверное, все по койкам… А Колю моего звать бесполезно: глуховат, да и пока допрыгает до окна на костылях. Ох, елки-палки, курить-то как хочется… — вздохнула бабушка. — И вечереет, холодно уже… — она потерла озябшие руки и достала из кармана перчатки.

— Так покурите, — сделав вид, что ничего не знаю, вежливо сказала я. — Я, хоть сама и не курю, но постою рядом с Вами. За компанию, так сказать… Я к дыму терпимо отношусь.

— Нетушки! — отрезала Клара Ефимовна. — Потерплю, негоже некурящую дымом травить. Я, может, вообще скоро брошу. Сейчас пока раз в два дня себе по сигарете позволяю. Целый блок «ВТ» импортный соседу Вите отдала, который по случаю достала. Коля-то у меня тоже курит, конечно но другие, «Космос», а «ВТ» называет: «Бычки тротуарные», не нравятся они ему. Иногда курить тянет — жуть как! Сама не замечаю, что постоянно что-то в рот тяну. Каждую ночь снится, как закуриваю. То карандаш грызть начну, то ключи, то даже собственный палец… В метро уже люди на меня косятся, наверное, думают, что с приветом. А что делать? Я же, как после института на работу устроилась, так и закурила. У нас как было? Обед — все идут в курилку. Я раз попробовала дрянь эту, два попробовала, а потом и сама не заметила, как пристрастилась. А Вы, Дашенька, молодец. Вы все-таки, как-никак, завуч, а это значит, что учителям и младшему поколению должны пример подавать. Негоже, если Вас какой-нибудь пионер или преподаватель за этим занятием застукает… Вы педагог, и сами, наверное, знаете, наверное, что лучший пример — это личный пример…

— А почему собираетесь бросить-то? — снова притворно полюбопытствовала я, вежливо выслушав лекцию о вреде курения. Да уж, если бабушка, курившая почти двадцать лет, пожертвовала целым блоком болгарских «ВТ», видать, она и впрямь была настроена серьезно. — Событие какое-то ожидается?

— Да больненькая немножко внучка у меня родилась, — сообщила бабушка мне то, что я, в целом, и так хорошо знала. — Одна ножка короче другой. Медсестра в роддоме одна была, хабалка, чтоб ее… Невестку мою