У угла ангара, в тени от обшарпанной стены, командиры со штурманами остановились, обсуждая предстоящий вылет. Воздух дрожал от жары, пахло бензином, маслом от горячих двигателей прогретых СБ.
Хрюкин порылся у себя под комбинезоном и вытащил из потайного кармана тёмную, чуть потёртую фотокарточку. На ней — миловидная темноволосая женщина с мягкой улыбкой и двое маленьких детей, несколько испуганно прижавшихся к ней.
— Поля, с мелкими, — произнёс он негромко, голосом, в котором у лётчика слышится что-то нежное и страшно далёкое. Хрюкин отвернулся, глядя куда-то прочь, потом спрятал карточку обратно под комбинезон. — Твои-то пишут?
— Мне некому, — сказал Лёха просто и развёл руками. — Я ж из детдома, а жениться так и не успел. Или не сумел.
Хрюкин посмотрел на него долгим взглядом, полным искреннего, человеческого участия.
— Это ты зря, Лёша… — произнёс он почти строго. — Человек без своих — как самолёт без штурвала. Ладно… — он встряхнул головой, возвращаясь к делу. — Как мы эту «Барыню» ловить будем?
Для читателя, непосвящённого в тонкости участия советских лётчиков в китайской кампании 1938 года, нужно сделать пояснение. Впервые увидев над Ханькоу необычные бипланы истребительной авиации флота — тип И-95 Nakajima A4N, аналоги советских И-15, — и их смену, монопланы И-96 Mitsubishi A5M, близкие к советским И-16, наши лётчики решили, что японцы протащили к среднему течению Янцзы один из своих авианосцев, до этого действовавших вдоль побережья Китая. С того дня и началась охота на загадочную «Барыню» — так в сводках назвали этот предполагаемый авианосец.
— Тимофей, — Лёха стоял, задумчиво рассматривая что-то далёкое на горизонте, — ты моё мнение знаешь, и оно не поменялось. Нормальный авианосец сюда не протащить. Да, даже лёгкий — ну как? Я видел эту дуру под Гуанчжоу, там метров сто восемьдесят — двести длины минимум. А изгибы Янцзы ты не хуже меня знаешь — радиус циркуляции там триста метров от силы. И глубина по фарватеру в районе Аньцина… есть и четыре метра, ну местами шесть–семь. Как он там пройдёт? Или как он самолёты поднимать будет? С якоря? Или полный ход вдоль фарватера даст, когда ветер под углом дует? И главное — а смысл? Полей под аэродромы вокруг завались — думаю, они просто с травы летают. Вот в транспорт снабжения самолётов, поставку горючего и запчастей или даже в базу гидросамолётов — я поверю.
Командир бомбардировочной группы, капитан Хрюкин, стоял, скрестив руки на груди:
— Не скажи. Видели же авианосец. И даже атаковать пытались, — упрямо произнёс Тимофей.
— Да знаю я эту историю, — рассмеялся Лёха. — Разведка китайская орёт: «Барыня встала на якорь в устье! Всем сюда, срочно!» Наши — по газам, мчат в устье, а «Барыни» уже след простыл. Если сейчас и ловить их авианосцы, то у Гуанчжоу. Предлагаю пройтись вдоль Янцзы, пока облаками не затянуло. Найдём достойную цель — попробуем утопить. Вопрос, куда нашу торпеду девать, если ничего не найдём, не садиться же с ней… но вроде китайцы вопят: «Спасите, помогите, хулиганы зрения лишают, толпы кораблей на горизонте».
Хрюкин кивнул, но было видно, что внутренняя упрямая уверенность не отпускала его. Хоть тресни, а он верил — где-то там, среди мути Янцзы, стоит японская авиаматка, и её можно достать.
Согласовав порядок работы, оба бомбардировщика вырулили на почти достроенную бетонную полосу аэродрома Ханькоу. Хрюкин коротко махнул Лёхе — вперёд. Моторы взвыли, и пара бомбардировщиков с гоминьдановскими солнышками, слегка дымя моторами, ушла в разгон.
Соблюдая субординацию, Лёха чуть убрал газ, позволив машине вяло потерять скорость. СБ мягко просел, и Хрюкин, не меняя курса, вышел вперёд. Лёха добавил оборотов и ловко пристроился справа и чуть выше, заняв место в построении. На эшелоне две тысячи пятьсот метров они шли бок о бок, чтоб наверняка пройти через Дабашань — этот большой горный массив, разделявший Ханькоу и Аньцин. Облетать его вдоль Янцзы — был бы крюк километров под сто, а полётного времени оставалось не так что бы и много.
Горы стали медленно оседать вниз, и наконец впереди сверкнула ровная, широкая, как сталь под солнцем, поверхность Янцзы. Там мелькали небольшие суда, вились дымки и сияли глинистые отмели. Реку приходилось буквально «читать» глазами.
Лёха отвалил в сторону, отжал штурвал и тяжелый бомбардировщик с подвешенной торпедой стал лениво снижаться. На пятистах метрах он снова выровнялся самолет, добавив газа и пошёл вдоль реки плавной змейкой, стараясь заглянуть в каждую заводь, в каждый тёмный изгиб фарватера.
Хрюкин же сделал наоборот — добавил газу, мягко потянул штурвал на себя и ушёл вверх. Его борт медленно отставал, набирая высоту. Около трёх километров Хрюкин выровнял машину и тоже вошёл в режим поиска.
Надо признать, что, конечно, «слепой» СБ был не лучшей машиной для разведки, но так уж сложились обстоятельства, что других не было. Так два советских лётчика начали охоту на ту самую загадочную «Барыню», если та, конечно, вообще существовала.
Начало июля 1938 года. А виатранспорт японского флота «Кагу Мару», передовой пункт базирования недалеко от Аньцина.
Двадцативосьмилетний тай-и, капитан-лейтенант флота Юдзи Тэракава стоял на палубе своего корабля, в маленькой заводи под Аньцином, и наблюдал, как его команда ловко спускает за борт гидросамолёт. Лётчик, улыбаясь, махнул рукой — оставались считанные минуты до взлёта.
Его корабль, авиатранспорт «Кагу Мару» — сто тридцать семь метров длиной и семнадцать шириной — стоял в заводи, как длинная речная рыба, загнанная под сети. Протолкнуть такую махину сюда, по коварной китайской реке, было отдельным подвигом. Глубины гуляли от четырёх до семи метров, русло извивалось, отмели будто менялись после каждого дождя, а течение то и дело пыталось развернуть его корабль поперёк реки.
Надстройки спрятали почти полностью. Маскировочные сети, натянутые на бамбуковые рамы, тянулись от борта к борту, превращая транспорт в бесформенный серо-зелёный холм. Торчали лишь стрелы двух кранов да оголовок трубы — словно хрящи под кожей. На палубе, плотно перевязанные канатами, стояли три сложенных гидросамолёта Nakajima E8N.
Но не об этом мечтал молодой капитан-лейтенант, поступая во флот.
Родившись в старой, уважаемой флотской семье, Юдзи Тэракава с детства видел себя на мостике боевого корабля — крейсера, эсминца, авианосца — вой сирены боевой тревоги, шквал команд и дым боя… а не в бухгалтерии запасов и проверке топлива на очередном транспортном пузане.
А получил он — Янцзы. Он конечно понимал, что это очередная ступенька его карьеры, но…
Плавучий склад. Плавучая мастерская. Плавучая авиабаза гидросамолётов — разведчиков для морской пехоты. И в придачу стоящая рядом плавучая баржа, куда сгружали прибывающее топливо и боеприпасы до отправки на берег, престарелый командир которой уважительно называл его старшим.
Он вздохнул и повернулся к начальнику авиагруппы, старому, прожжённому лейтенанту Сакамото, который как раз командовал запуском гидроплана.
— Сакамото-сан… — Тэракава поморщился. — Командуйте взлёт. Раз уж мы здесь — будем делать вид, что мы всё ещё флот.
— Тай-и, — сверкнул тот золотым зубом, — мы служим там, где приказывает Император. И если Император пожелал, что бы эта мутная помойка стала нашим морем…
Флотские истребители уже месяц как базировались на наземном аэродроме ниже по течению. Но гидросамолёты летали даже чаще и больше боевых — корректировали огонь, разведывали переправы, сопровождали колонны специальных морских десантных отрядов флота, по сути морской пехоты, участвовавшей в наступлении на Аньцин и теперь в их стремлении взять Ханькоу. И всё снабжение этой воздушно-речной кухни проходило через него, через его «Кагу Мару».
Его авиаматка ещё недавно была обычным торговым пароходом, но после мобилизации её быстро и жёстко перелицевали на верфях Куре в тридцать шестом: заварили часть люков, усилили палубу под стапели, сняли лишние надстройки, поставили два крана для подъёма гидросамолётов, переоборудовали трюмы под мастерские, склады запчастей и баки для авиационного бензина, и окрасили в тускло-серый речной цвет.
