Рат сидел на полке, закрыв глаза и втягивая носом воздух.

— Знаешь что, шеф, — тихо сказал он, — я с тобой соглашусь. Ты действительно талантлив и чертовски хорош в этом деле.

— Спасибо за высокую оценку, эксперт, — усмехнулся я.

— А что будет дальше?

— Дальше мы ждём ещё час, а потом устроим пир на весь мир.

— На весь мир — это громко сказано.

— Зато точно, — подмигнул я. — Готовься к кулинарному взрыву мозга.

* * *

Ровно через час я выключил печь. Настало время для главного момента. Надел толстые рукавицы и осторожно достал раскалённый противень. Кухня словно замерла, ожидая чуда. Даже Рат бросил свой сухарь и застыл на полке, превратившись в пушистого зрителя.

Я подцепил край фольги и медленно потянул. Из свёртка вырвался такой мощный поток аромата, что у меня перехватило дыхание. Это был не просто запах — это была симфония из сотни разных нот. Сладость карамелизованного лука смешивалась с пряностью розмарина, а дымка от мяса обволакивала всё остальное бархатной дымкой.

— О, мама дорогая! — простонал Рат, качнувшись на полке. — Это же… это же…

— Что именно? — усмехнулся я, наблюдая, как крыс пытается найти слова.

— Это преступление против моей силы воли!

Когда пар рассеялся, я увидел результат. Мясо переливалось золотистыми оттенками, от нежно-жёлтого до насыщенного коричневого. Поверхность покрывала аппетитная корочка, а из небольших надрезов сочился прозрачный сок. Овощи вокруг превратились в настоящие драгоценности — морковь стала янтарной, лук приобрёл медовый оттенок, а чеснок почти растворился, оставив лишь сладкий аромат.

Большой ложкой я зачерпнул сок со дна противня. Он был густой, тёмный, концентрированный. Щедро полил им свинину — капли зашипели на горячей поверхности, взрываясь новыми волнами запаха.

— Ты издеваешься надо мной? — жалобно пропищал Рат. — Я уже третий раз пытаюсь слезть с полки, но ноги не слушаются!

— Терпение, мой пушистый критик, — подмигнул я ему. — Ещё десять минут в печи, и будет совершенство.

Не заворачивая фольгу обратно, я вернул противень в остывающую печь. Пусть корочка станет хрустящей снаружи, пока мякоть остаётся нежной внутри. Это был тонкий баланс между огнём и временем.

— А что если я умру от этого запаха раньше, чем получу кусочек? — драматично вопросил Рат.

— Тогда я поставлю тебе памятник с надписью «Умер от кулинарного счастья», — невозмутимо ответил я.

— Вполне достойная смерть для крыса моего уровня, — согласился он, но тут же добавил: — Только давай всё-таки без памятника, а с мясом!

Когда десять минут прошли, я извлёк противень окончательно. Мясо приобрело идеальный золотисто-коричневый цвет. Корочка выглядела хрустящей, но сквозь неё проступал сочный розоватый оттенок. Овощи карамелизовались до состояния сладких драгоценностей.

Осторожно переложил огромный кусок на большое глиняное блюдо, которое Настя до этого отполировала до зеркального блеска. Вокруг разложил овощи — каждый был произведением искусства.

Соус со дна противня превратился в густой, тёмный сироп. Я полил им всё блюдо, и каждая капля ложилась как драгоценная глазурь.

— А теперь самое трудное, — сказал я, глядя на шедевр.

— Что может быть труднее готовки? — удивился Рат, наконец спустившись с полки и подбежав поближе.

— Ждать. Мясо должно «отдохнуть» десять минут, чтобы соки равномерно распределились.

— Десять минут⁈ — Рат схватился за сердце. — Это же целая вечность! Я за это время могу умереть и воскреснуть раза три!

— Поверь, оно того стоит, — успокоил я его. — Хорошее мясо, как хорошее вино, требует времени.

Я стоял над блюдом, медленно вытирая руки о фартук. Внутри разливалось спокойствие мастера, завершившего работу. Это чувство было похоже на то, что испытывает художник, поставивший последний мазок на картине, или музыкант, взявший финальный аккорд. Никаких сомнений, никакого волнения. Только абсолютная уверенность в том, что всё сделано правильно.

Это был не просто ужин. Это была моя маленькая революция против мира безвкусной химии. Моё послание всем, кто забыл, каким должен быть настоящий вкус. И я точно знал — это послание будет услышано.

* * *

В тот самый момент, когда мясо достигло идеального состояния, над входной дверью тихонько звякнул колокольчик. Обычно этот звук не привлекал особого внимания, но сегодня он прозвучал как сигнал к бою.

Я быстро вытер руки о фартук. Из зала донёсся голос Натальи — она о чём-то разговаривала с кем-то ещё. Второй голос был незнакомый, женский, но звучал строго и властно. От этого звука у меня напряглись плечи.

— Вот мы и пришли, Вера Андреевна. Надеюсь, вам здесь понравится, — говорила Наталья.

Я глубоко вдохнул. Сердце забилось чуть быстрее — не от страха, а от предвкушения. Как перед важным экзаменом, когда знаешь материал на отлично, но всё равно волнуешься.

Поправил фартук и быстро глянул на Рата. Крыс сидел на мешке с мукой и смотрел на меня с явным одобрением. Даже дёрнул усом, будто говорил: «Давай, показывай класс!» От этого жеста стало легче.

Руки перестали дрожать. В груди разлилось приятное тепло уверенности. Я сделал всё, что мог. Даже больше, чем планировал. Блюда получились великолепными, кухня сияла чистотой, а я сам чувствовал себя настоящим мастером своего дела.

Расправив плечи, я решительно направился из кухни в зал. Пора было встретить гостей лицом к лицу. От этой встречи зависело будущее нашей закусочной, и я был готов бороться за него.

Глава 14

Наталья выглядела немного взволнованной, а рядом с ней стояла незнакомка, от которой веяло холодом и властью.

— Игорь, Настя, — начала Наталья, слегка нервничая, — познакомьтесь, это Вера Андреевна Земитская. Она тоже состоит в нашем Попечительском Совете, а ещё… — Наталья на секунду запнулась, — она супруга главы Совета, барона Григория Аркадьевича Земитского.

Вера Андреевна была невысокой женщиной лет пятидесяти, но от неё исходила такая властная энергия, что казалось, она заполняет собой всё пространство. Идеальная осанка, дорогое серое платье без единой лишней детали, волосы собраны в строгий пучок. И глаза — серые, пронзительные, словно рентген. Такие глаза видят тебя насквозь и тут же оценивают по десятибалльной шкале.

Она медленно обвела взглядом наш скромный зал. Я видел, как её глаза отмечают каждую