— Эти ваши семейные фокусы хрен подделаешь. Иначе бы нашим советским сыщикам их в мозги ещё во время обучения вставляли. Так что всё вот это полная ерунда…

Сан Саныч показал на разложенные по столешнице вещи.

— … Такое за границей в два счёта бы состряпали. Так что зря ты, Красавчик, морочил нам голову своими тюбиками и фантиками. Сразу бы начал с этого своего «поиска» — мы бы кучу времени сэкономили. По большому счёту, нет никакой разницы: приехал ты к нам из будущего или из Владивостока. Всё равно, кто ты: правнук Григорьича, или его дальний родственник. Догоняешь?

Александров хмыкнул.

— Важно, Красавчик, чтобы ты мне Григорьича починил. Даже если дату его смерти и мою болезнь ты выдумал, проблемы-то с сердцем Григорьича от этого меньше-то не станут. Да и возраст уже у него солидный: семьдесят лет, как-никак. Поэтому, Красавчик, мы в тебя верим. Не тебе верим, а верим в тебя. Почувствовал разницу? Григорьич сказал: ты всему научишься. Поэтому… учись, Красавчик!

Сан Саныч вскинул руки.

Юрий Григорьевич усмехнулся.

— Вот за что я тебя, Саня, люблю, — сказал он, — так это за умение говорить. Молодец. Объясняешь ты всё чётко и понятно. Тебе бы политруком быть.

— А чего тут непонятного-то? — спросил Александров.

Он взглянул на меня, вскинул над столешницей руки.

— Что ещё тебе пояснить, Красавчик? — сказал он. — Спрашивай. Я растолкую.

Я посмотрел на своего прадеда и сказал:

— Я согласен на твои условия, дед. Вообще не вопрос. Вопрос в том, как я научусь этому твоему «волшебству»? Да ещё меньше чем за три месяца. Я так понял, что первые два пункта в твоих условиях ограничены по времени. Для меня время тоже имеет значение. Как я уже вам сказал, окно возможности свалить из Союза откроется в октябре. Тогда же оно и закроется.

Юрий Григорьевич пожал плечами.

— Всё в твоих руках, Сергей, — сказал он. — Между обретением способности «поиска» и первым успешным применением «лечения» в моём случае был отрезок в семнадцать лет. Но это только потому, Сергей, что я до всего дошёл своим умом. Методом проб и ошибок. Без чужих подсказок. Как быстро бы я освоил «лечение», будучи сейчас на твоём месте? Честно тебе скажу: не знаю.

Мой прадед развёл руками.

— Я правильно тебя понял, дед? Ты вылечишь Лебедеву только после того, как я выполню первые два твоих условия? Если вообще их выполню. Ведь у меня в запасе не семнадцать лет…

— Неправильно! — сказал Юрий Григорьевич.

От звука его голоса вздрогнуло оконное стекло, испуганно заметалась вокруг лампы под потолком муха.

— За Лебедеву я возьмусь, когда получу твоё, Сергей, обещание, — сообщил Юрий Григорьевич. — Не всё в этой жизни нам по силам. Научишься ли ты «лечению» за эти два месяца? Я не знаю. Мы это не узнаем, если не попробуем. Вот такое обещание мне от тебя и нужно, внук. Хочу, чтобы ты попробовал. Взялся за эту учёбу со всем возможным старанием и усердием.

— Да не вопрос, дед, — сказал я. — Буду пахать, как проклятый. Надеюсь только, что от этих попыток у меня не расплавится мозг. Когда приступим?

— Кхм. Скоро приступим, Сергей, скоро. Но не сегодня.

Сан Саныч поставил на стол бутылку.

— В общем, договор таков, Красавчик, — произнёс он. — Григорьич лечит твою актрису. Как только ты соберёшь для этого лечения всё необходимое. Затем ты со всем усердием приступаешь к учению. Это значит: ты делаешь всё то, что Григорьич тебе велит. Не ноешь и не скулишь. Времени на нежности у нас нет. Вариант с отрицательным результатом мы не рассматриваем.

Александров посмотрел мне в лицо.

— Если Григорьич в октябре… или вообще в этом году умрёт…

Мне показалось, что глаза Александрова сейчас походили на куски льда.

— … Не дай бог я решу, что ты, Красавчик, недостаточно старался!

Сан Саныч погрозил мне пальцем.

— Правнук ты Григорьича, или нет — это мы ещё выясним, — сказал он. — Ты в любом случае научишься этому вашему семейному умению: «лечению». Так сказал Григорьич. Потому что ты уже знаешь о такой способности и освоил «поиск». Вопрос только в том, когда это случится. И воспользуемся ли мы твоим умением себе во благо, Красавчик. Так, как твоя Лебедева воспользуется умением Григорьича.

Александров хмыкнул.

— Время покажет, кто ты такой, Красавчик. Понарассказывал ты нам много чего. Глядишь, что-то и сбудется.

— Надеюсь, что не всё, — сказал Юрий Григорьевич.

Сан Саныч кивнул.

— Да уж, — сказал он. — Про развал-то СССР в девяносто первом году — это ты, Красавчик, загнул. Лучше бы ты про зелёных человечков с Марса соврал. В такое бы мы скорее поверили. Поэтому вот давай ещё раз проговорим наш уговор. Григорьич лечит актрису. Ты в авральном темпе осваиваешь новый навык и лечишь Юрия Григорьевича. Там, глядишь, вылечишь и меня… если понадобится.

Александров взглянул на моего прадеда и уточнил:

— Я ни о чём не забыл?

— Ты всё правильно сказал, Саня. Всё чётко и понятно.

Александров усмехнулся и спросил:

— Что ответишь, Красавчик?

Он улыбнулся: открыто, по-доброму, как часто улыбался мне в пансионате «Аврора» его сын Аркадий.

— Я уже ответил, Сан Саныч. Я согласен. Без вариантов.

Александров тряхнул головой.

— Вот и чудно, Красавчик, — сказал он. — Вот и ладушки.

Сан Саныч показал рукой на моего прадеда и произнёс:

— Григорьич, тебе слово. Расскажи нашему Красавчику, что тебе нужно для лечения актрисы.

Александров добавил:

— Слушай, Красавчик, и запоминай.

Мой прадед указал на меня пальцем.

— Перво-наперво уясни Сергей, что о нашем с тобой уговоре никто не должен узнать. Даже Елена Лебедева. Не знаю, что ты ей скажешь. Ври, что угодно. Лишь бы не говорил обо мне. О своих способностях тоже не распространяйся. Особенно если мечтаешь уехать из СССР. В таком случае тебе тем более чужое внимание ни к чему. Ты и так уже разболтал лишнее в этом своём пансионате.

Я кивнул.

— Уяснил, дед. Что дальше?

Юрий Григорьевич взял со стола банку с платком и показал её мне.

— Дальше, Сергей… мне понадобится вот такой вот платок. Не точно такой же. А пропитанный кровью Елены Лебедевой. Как ты его раздобудешь — придумай сам. Но помни, о чём я тебе только что говорил: меньше болтай. Размер и материал платка значения не имеют. Сразу тебе скажу: кровь — это не единственный вариант. Но я опытным путём установил, что он оптимальный.

— Оптимальный для чего?

— Для «лечения», разумеется, — ответил Юрий Григорьевич. — Возможен так же контакт с телом пациента. Или с частью его тела: с отрезанным пальцем или с ухом, например. Но кровь заполучить проще, как мне кажется. Сомневаюсь, что ты отрежешь Лебедевой палец. А на личный контакт с твоей актрисой не согласен я. Кхм. По уже озвученной причине не согласен. Поэтому: кровь.

Я взглянул на платок в банке, потёр подбородок.

Мой прадед усмехнулся.

— Я не прошу перерезать актрисе горло или вскрыть вены, — сказал он. — Достаточно пятнадцать-двадцать миллилитров крови. Как при обычном анализе в поликлинике. Выльешь кровь в банку с платком, она впитывается в ткань. Что делать с платком дальше я тебе покажу. Но в другой раз. Как и то, для чего нужна эта кровь. А пока… Сергей, ты когда-нибудь брал кровь из вены?

— Не приходилось, — ответил я.

Сан Саныч хмыкнул.

— Не страшно, — сказал Юрий Григорьевич. — Это не сложно. Я тебе покажу. И объясню. Дам всё для этого необходимое. Весь процесс обычно выглядит, как забор крови для анализов. Ничего подозрительного. Это важно, Сергей. В процессе обучения я приведу тебе ещё несколько доводов в пользу сокрытия наших умений от посторонних. А лучше: от всех. Кхм.

Мой прадед взглянул на Сан Саныча.

Тот покачал головой.

— Григрьич, ты же знаешь: я могила, — заверил он. — Варя тоже никому бы не рассказала. Если только…

Александров взглянул на меня: недовольно.

— Может, Красавчик и правда твой правнук? Своему внуку она бы сказала. Наверное. Если бы ты не смог. А как иначе?