— А что? Может, так и пойду. Ему точно понравится.

— Госпожа, на улице минус двадцать.

— Детали, — но всё же запахнула халат. — Ладно, давай бордовое платье. С высоким воротом. Я буду загадочной и недоступной.

— Минуту назад вы хотели идти голой.

— Я — женщина! И имею право менять решения! — Корнелия подлетела к зеркалу. — Так, что у нас с лицом? Круги под глазами есть?

— Нет.

— Плохо! Нужен страдальческий вид! Чтобы он понял, как я мучаюсь!

— Госпожа…

— Шучу! — Корнелия рассмеялась. — Или нет. Не знаю. Я схожу с ума, Натали!

— Это не новость, госпожа.

— Ты уволена!

— Четвёртый раз за неделю.

— И повышена обратно! С прибавкой! — Корнелия схватила горничную за руки. — Натали, милая, что мне делать? Я же действительно безумная! Какой нормальный человек будет со мной?

Та посмотрела на свою госпожу. В её фиолетовые глаза, полные отчаяния и надежды. На всю эту взбалмошную, избалованную, абсолютно невозможную девчонку, которую она фактически вырастила.

— Тот, кто увидит, какая вы на самом деле, госпожа. Под всем этим безумием.

Пауза.

— Одинокая девочка, которая просто хочет, чтобы её любили.

Тишина.

Корнелия отпустила руки старушки. Отвернулась к окну.

— Подготовь всё, — тихо сказала она. — Сегодня я с ним встречусь. Так или иначе.

— Хорошо, госпожа.

Старушка направилась к двери.

— Натали.

— Да?

— Спасибо. За всё.

Та поклонилась и вышла.

Корнелия осталась одна, всё ещё продолжая смотреть на таверну напротив.

— Готовься, мой волчонок, — прошептала она, и фиолетовые глаза полыхнули. — Всё только начинается.

Глава 2

Прохожу в обеденный зал таверны. Жизнь кипит. Торговцы за угловым столом спорят о ценах на меха, и судя по красным лицам и размашке рук, кто-то кого-то пытается надуть. Северяне оккупировали центр зала и травят байки, перебивая друг друга. Кто-то демонстрирует свежий шрам на предплечье, остальные оценивающе присвистывают.

В дальнем углу, как всегда, мои личные утренние мучительницы. Фрея и Ингрид. Уже восседают за нашим обычным столом, и обе смотрят на меня так, будто я опоздал на какое-то особо важное мероприятие.

Протискиваясь между столами. Какой-то пьяный северянин, ага, в девять утра, Карл! Пытается схватить меня за рукав:

— Эй, ты! Ты тот самый… как его… Ненормальный!

— Не сегодня, друг, — мягко освобождаю руку.

— Я с тобой выпить хотел!

— Вечером. Может быть.

Наконец добираюсь до стола.

— Доброе утро, дамы, — и киваю.

Фрея улыбается, однако в глазах явный упрёк:

— Утро перестало быть добрым час назад. Мы ждали.

— Медитировал, — сажусь, стараясь не морщиться.

На самом деле полночи корчился от боли, пока духовное ядро переваривало особо упрямый кусок эфириума. А вторую половину ночи смотрел кошмары из прошлого без регистрации и смс.

Ингрид поднимает взгляд от каши. Изучает моё лицо с особым вниманием:

— Выглядишь хуже, чем вчера.

— Спасибо за комплимент, — вешаю плащ на спинку стула. — Просто выжат. При том полностью. Только вместо сока из меня выдавили всю волю к жизни, надежду на светлое будущее и веру в человечество.

— Не драматизируй, — Фрея закатывает глаза, но вижу, как уголки её губ подрагивают. Сдерживается, дабы не улыбнуться. Любит мой юмор. — Вчера ты вполне бодро спускался за элем. Дважды.

— Это был не я, а мой призрак. На самом деле Александр Волков умер ещё позавчера. Просто тело по инерции ходит.

— И разговаривает, — добавляет Ингрид.

— Рефлексы.

Жена хозяина таверны — тётушка Марта материализуется рядом со столом. Женщина она крупная, руки как окорока, взгляд, точь у сержанта на новобранцев. Ставит передо мной тарелку с таким стуком, что подпрыгивает ложка.

— Ешь.

Смотрю на содержимое тарелки. Каша серого цвета консистенции цемента. Мясо неопределённого происхождения и сомнительной свежести. Хлеб твёрдости «можно использовать как оружие». Прямо какой-то набор выживальщика в постапокалипсисе.

— Специальное меню, — поясняет та. — Для тех, кто «болеет».

— Но я не болею…

— Болеешь, — отрезает она. — Вон какой бледный. Ешь давай, пока тёплое.

И уходит.

— Похоже на то, чем кормят младенцев, — комментирует Ингрид.

— Или умирающих, — ворчу, зачерпнув кашу ложкой. Хрум-хрум. На вкус как… хм, никак. Просто тёплая вода с привкусом разочарования.

— Зато полезно, — Фрея прячет улыбку за кружкой, наблюдая за моими мучениями. — Я ем такое когда на диете.

— Да? — приподнимаю бровь. — В принципе, это многое объясняет в твоём характере.

Она пинает меня под столом. Не сильно, скорее игриво. Но в сапоге с железным носком, так что РЕАЛЬНО чувствую.

— Ай! Жестокая женщина!

— Сам напросился.

В зале становится шумнее. За соседним столом северяне начинают спор о том, чьё племя древнее. Имперцы неподалёку обсуждают вчерашний патруль. Торговцы считают барыши.

— Кстати, — Фрея наклоняется ближе, понижая голос, хотя в этом шуме нас всё равно никто не услышит. — Что вы с Ингрид решили насчёт брака? Вождь Хальвдан в городе, ждёт ответа. Вчера три раза спрашивал.

Ингрид мгновенно превращается в снежную скульптуру. Застывает с ложкой на полпути ко рту, потом медленно опускает её и начинает усердно ковырять содержимое тарелки.

Откладываю попытки победить мясо, смотрю прямо на советницу:

— Как что? Мы договорились остаться друзьями. Ответственность за отказ беру на себя. Если нужно будет лично переговорить с Хальвданом, так и скажу, что это моё решение.

Фрея переводит взгляд на Ингрид. Та упорно размазывает кашу по тарелке, и молчит. Почему ты молчишь⁈ Ещё и так странно!

— Но почему? — Фрея по какой-то причине озадачена моим ответом, вон какое искреннее непонимание в глазах. — Чем тебе не угодила наша девочка? Она же красивая. Посмотри на эти скулы, на фигуру! Сильная. Может голыми руками медведя задушить. Ну, маленького медведя. Или большую собаку. И вообще, она наследница вождя! Земли, власть, статус…

— Фрея, — прерываю её, наконец отпилив микроскопический кусочек мяса. Да-да, победа! — хватит шутить с таким. Это серьёзно.

— А я и не шучу! — она возмущается, но потом замечает мой взгляд и сдувается.

Жую резиновое мясо. На вкус наверное как подошва сапога, приправленная отчаянием, и говорю спокойно:

— Ингрид против этого брака. Правда ведь, Ингрид?

Та не отвечает. Продолжает ковырять ложкой в каше.

— К тому же,