Валёк только усмехнулся и побежал на кухню, чтобы взять пару человек на подмогу. Когда разгрузка закончилась, уже я припахал его ребят.

Хлам шустро загружали в кузов грузовика, а мой деловой партнёр копался в поисках ценного. В итоге из всего многообразия остатков былой роскоши он присвоил себе гипсовый бюст моего отца.

— Будет мой колпак охранять, пока я сплю, — с этими словами Валёк напялил на голову моего папаши поварской колпак, и я, не сдержавшись, рассмеялся.

Да, если бы этот алкаш подался в повара, то не смог бы пропить и проиграть всё, что ему досталось в наследство. Да и человеком он стал бы нормальным. А не таким выродком. Продать сына как вещь… Надо же до такого додуматься.

Погрузка завершилась, и мы с дядей Петей отправились в ломбард. Заметив подъезжающий грузовик, Шульман с интересом вывалился на порожек, а когда увидел меня, попытался заскочить внутрь заведения и запереть дверь. Но я оказался быстрее. Побежав следом за ним, я просунул ботинок в щель закрывающейся двери.

— Измаил Батькович, а вы куда так торопитесь? — спросил я, всматриваясь в перепуганное лицо владельца ломбарда. Одна рука у него почему-то была прибинтована к телу.

— Никуда. Просто живот скрутило, — натянуто улыбнулся владелец ломбарда и нехотя впустил меня внутрь.

— Думаю, ваша хворь тут же отступит, когда вы увидите, что я привёз, — довольно произнёс я.

Глаза алчного торгаша в этот раз не блеснули, как бывало ранее. В них был лишь страх, даже животный ужас. Странно. Я с ним вроде бы не конфликтовал. Более того, Шульман регулярно оставался в плюсе после наших торгов.

— Измаил, как вас по отчеству? — вопросительно посмотрел я на торгаша.

— Венедиктович, — коротко бросил он и юркнул за прилавок.

— Измаил Венедиктович, а ты чего трясёшься? Обидел кто? — спросил я, кивнув в сторону забинтованной руки.

— Э-э-э. Нет. Что вы. Просто споткнулся. Не знаю, что со мной в последнее время. Порой бываю неуклюж, — отмахнулся торговец и снова выдавил из себя улыбку, переходя к делу. — Так что вы хотели мне показать?

Торгов в этот раз не было. Шульман просто называл честную цену и забирал всё, что я приносил из машины. В это время дядя Петя жевал булку с изюмом, стоя у открытого кузова, и отгонял малолетнюю шпану, которая так и норовила стырить что-то из моего хлама.

Шульман вёл себя странно. Смотрел на меня с какой-то виной и страхом в глазах, а я получил за своё барахло намного больше, чем ожидал. Меч Липучки он выкупил за две сотни рублей, а ножи Воронежских по полтиннику за штуку. Родительский хлам ушел дешевле, но его было много.

В карман я положил две тысячи шестьсот сорок три рубля. По местным меркам я теперь богач. И планирую стать ещё богаче. Другого пути нет. Ведь мне нужен всего-то миллион рублей для поступления в академию. Забрав деньги, я направился к выходу и услышал за спиной тихий голос Шульмана:

— Надеюсь, вы не в обиде.

— Измаил Венедиктович, вы чего такое говорите? — произнёс я. — Я получил даже больше, чем рассчитывал. Считайте, что мы расстаёмся добрыми друзьями.

Улыбнувшись, и закрыл за собой дверь.

Да, он очень изменился. При первых встречах вечно пытался меня облапошить, а сейчас что-то совсем потерял хватку.

Ладно, пора в СОХ. Наконец-то у меня есть деньги, чтобы затариться в арсенале.

* * *

Благовещенск, поместье Мышкина

Евгений Александрович любовался в окно, как три тысячи бойцов из личной гвардии плетутся к выходу, повесив головы. Оказалось, что не так уж они и хороши. А теперь граф видел, что многие из них отъели немалые пузяки за его деньги, и был только рад тому, что избавился от этих дармоедов.

Отбор шёл всю ночь. Капитан гвардии вымотался вусмерть, но дело своё закончил. Беспристрастно, честно, добросовестно. Это, разумеется, не смывает с него прошлых провалов. Тем не менее увольнения он пока не заслуживал. Пусть работает дальше. Может с меньшим числом подчинённых капитан управится лучше?

Правда, судьба оставшихся гвардейцев тоже была незавидна. Мышкин собирался лично отобрать пару сотен элитных воинов, а остальных гнать взашей. Как показала практика, многотысячная гвардия бесполезна. Подумать только, не смогли остановить сопляка!

Ну да чёрт с ними. Отберёт лучших, а после заставит их подохнуть на тренировках. А те, кто выживет, и станут костяком рода Мышкиных.

Евгений Александрович достал телефон и, покопавшись в записной книжке, набрал номер Ефима Крапивина.

— Доброго утра, Евгений Александрович, — раболепно пролепетал Крапивин. — Оплата поступит, как всегда, в срок.

В его голосе граф прочёл недоумение. Он не понимал, зачем звонит его наниматель. Ведь всё шло отлично.

— Ефимка, я звоню не поэтому, — усмехнулся Мышкин.

— Вот как. Чем могу помочь? — с готовностью служить спросил Крапивин.

— Хочу выступить на абсолюте, — горделиво сказал Евгений Александрович, смотря в зеркало. Произнеся эти слова, он почувствовал себя мужественнее. А потом опомнился. — Хочу проверить свои силы. Подбери мне соперника, но… в случае смертельной опасности, грозящей мне, ты должен прекратить бой.

Услышав это, Крапивин крепко задумался. Граф усмехнулся про себя. Наверное думает, что у его нанимателя поехала крыша. Аристократ вызывается сражаться на арене, да ещё и с абсолютами — это ведь неестественно.

Да, там сплошные отморозки, которые дадут фору любому аристократу в умениях и изобретательности. И неудивительно. Смерть это то, чем они торгуют на протяжении всей жизни.

Пауза Крапивина объяснялась ещё тем, что он не понимал, как остановить сражение в разгар боя. А предложение прервать бой, конечно, занятное, но чёрт возьми, как остановить сражение с диким зверем? Любому из лиги абсолюта достаточно мгновения, чтобы прикончить обычного человека. Но граф был не обычный человек. Перед дуэлью с Авдеевым он хотел проверить свои силы, да к тому же усилить свои навыки.

— Эм-м-м. Евгений Александрович, желание проверить свои силы похвально, но, может, я смогу предложить вам других соперников? Скажем, из воинской лиги? — заискивающе спросил Крапивин.

Мышкин скривился. Так боится за то, что не справится, что решил подстраховаться. Но к чёрту его воинскую лигу!

— Ты меня за кого принимаешь? Твоих сопляков из воинского я плевком пополам перешибу, — прорычал Мышкин. — Мне нужен абсолют.

Как-то Крапивин говорил, что в жизни есть кредо — «наниматель всегда прав». Вот и сейчас он крайне не хотел огорчать графа. Понятно, что ещё меньше он хотел, чтобы Мышкин случайно отправился на тот свет. Тогда жизнь Ефима резко изменится, и вряд ли