Следующие полчаса я ходил между верстаками, наблюдая за работой. Сразу стало понятно, кто чего стоит.

Крамской и Лесков работали уверенно и быстро, движения были чёткими и продуманными. Руки не дрожали, инструменты держали правильно. Вскоре у обоих уже были готовы аккуратные подвески с надёжно закреплёнными камнями.

Девушка по имени Анна Воробьёва, напротив, явно нервничала. Дважды роняла инструменты, переделывала петельку. Но в итоге справилась и даже успела сделать небольшую декоративную насечку на проволоке.

Хуже всех дела шли у мужчины средних лет — Семёна Курочкина. Руки у него тряслись, закрепка получалась кривой. Видно было, что-либо давно не практиковался, либо нервничал так, что забыл элементарные навыки.

— Время! — объявил я. — Прошу положить ваши работы на центральный верстак.

Результаты распределились ожидаемо. Пять человек справились отлично, один — хорошо, трое — удовлетворительно, двое — так себе.

— Задание второе, — продолжил я. — Сейчас я покажу вам эскиз одного из элементов браслетной системы. Вы должны будете оценить, сколько времени у вас займёт изготовление такой детали и сколько подобных изделий вы сможете сделать за смену. Основа будет отлита. Здесь задача в пайке, шлифовке и закрепке.

Я развернул чертёж простого серебряного элемента — овальная подвеска с гнездом для камня и двумя крепёжными кольцами.

— Кто готов назвать свою оценку?

Лесков поднял руку первым:

— Если делать по одной штуке, то примерно часа полтора на изделие. Если поставить на поток с заготовками, то за смену можно сделать штук десять…

— Обоснуйте.

— Основное время уйдёт на подготовку заготовок и полировку. Если заготовки будут делаться отдельно, а я займусь только сборкой и финишной обработкой, то темп можно удвоить.

Умно. Парень думал системно.

Остальные оценки были менее точными, но в целом разумными. Курочкин вообще молчал, видимо, не решаясь озвучить свои соображения. Меня не отпускала мысль, что думал он лишь о рюмочной за углом — руки дрожали не просто так.

— Последний вопрос, — сказал я, когда все высказались. — Стандартная смена — восемь часов. Готовы ли вы к сверхурочным? И главное — готовы ли работать не на эксклюзивных изделиях, а на серийном производстве?

— А какая зарплата? — прямо спросил один из парней.

— Справедливая, — ответил я. — Оклад тридцать рублей на серебре плюс сдельная надбавка за каждое изделие. Чем больше качественных элементов сделаете, тем больше получите. Конкретные цифры обсудим с каждым индивидуально в зависимости от вашего ранга.

— А перспективы роста? — поинтересовалась Воробьёва.

— Если покажете хорошие результаты, через полгода сможете претендовать на работу с более сложными заказами. Фаберже всегда вкладываются в развитие своих мастеров.

Это было правдой. Лучшая инвестиция — это обученные кадры. Даже если потом они отправляются в свободный полёт. Но многие работали у нас поколениями.

— Есть ещё вопросы? — спросил я, но все молчали. — Хорошо. Тогда вот мой вердикт.

Я обвёл взглядом всех кандидатов.

— Михаил Лесков, Анна Воробьёва, Пётр Крамской, Дмитрий Хомутов, Елена Быстрова, Игорь Рыжов, Олег Стрелков, Владимир Норкин и Андрей Симонов — добро пожаловать в команду, — объявил я. — Семён Курочкин и Николай Зуев — извините, пока не подходите. Но если вам нужна работа, мы сможем найти для вас места в подсобном отделе.

Лица принятых засветились радостью. Отвергнутые расстроились, но не удивились — они и сами понимали, что справились хуже остальных.

— Когда начинаем? — спросил Лесков.

— Прямо сейчас, — ответил я. — Мастер Егоров проведёт вас в цех, покажет рабочие места, объяснит технику безопасности. Мастер Воронин расскажет об особенностях нашего производства. А завтра начнём полноценную работу.

Пока новички изучали рабочие места, я отвёл Крамского в сторону.

— Спасибо, Пётр, — сказал я. — Привели действительно толковых людей.

— Да не за что, Александр Васильевич, — улыбнулся он. — Я же говорил — все проверенные. А те двое, которых не взяли… Ну, Курочкин пьёт немного, а Зуев просто ленивый. Дядя Костя их скорее из жалости прислал… Курочкин когда-то был хорошим мастером, но… синька — зло, уж простите за мой французский.

Ещё какое.

— В нашем деле руки дрожать не должны. Тогда работаем, — я пожал ему руку. — И помни — Здесь платят хорошо, но и требуют соответственно.

* * *

Ресторан «Доминик» на Невском встречал гостей атмосферой сдержанной роскоши — тёмное дерево, бархатные кресла цвета и приглушённое освещение от хрустальных люстр. Заведение было старинным и ориентировалось на состоятельную публику, но не кичилось этим.

Холмский уже сидел за столиком у окна, изучая меню с видом человека, привычного к подобным местам. Увидев меня, он поднялся — высокий парень с правильными чертами лица и уверенной осанкой. Одет был безупречно, но не вычурно.

— Александр Васильевич, — поздоровался он, протягивая руку. — Спасибо, что позвали.

— Николай, — ответил я, усаживаясь напротив. — Как ваши дела в академии?

— Последний курс, — ответил он, откладывая винную карту. — Уже работаю над дипломом. Тема — «Современные методы обработки платины в ювелирном деле». Научный руководитель пока мной доволен…

Официант подошёл бесшумно, как призрак в белых перчатках.

— Что желаете на обед? — спросил я, изучая меню.

— Телятину под сливочным соусом для меня, — сказал Холмский. — И травяной чай.

— Стейк из сёмги с картофелем, — выбрал я. — И после — чёрный кофе.

Когда официант удалился, я внимательно изучил собеседника. Холмский выглядел спокойно, но в его позе читалось напряжение человека, для которого встреча была очень важна.

— Расскажите о себе, — предложил я. — Насколько понимаю, вы из московских купцов?

— Да, Холмские владеют заводом по производству медной посуды уже три поколения, — кивнул он. — Начинал мой прадед с маленькой мастерской, дед расширил дело, отец превратил его в завод в Подмосковье. Семейный бизнес процветает. Не скажу, что мы магнаты, но дело своё знаем.

— И зачем наследнику успешного предприятия ювелирное дело? — поинтересовался я. — Логичнее было бы изучать металлургию или коммерцию.

Холмский замолчал, явно подбирая слова.

— У меня есть младший брат — Михаил, — сказал он наконец. — Ему восемнадцать, и он горит желанием продолжить семейное дело. А я… я всегда больше интересовался искусством, чем производством посуды.

— И ваш отец это одобряет? — удивился я. Московское купечество, особенно старые семьи,