Первым делом, Патриарший Местоблюститель разослал по епархиям экстренное циркулярное письмо о возобновлении института военного духовенства. Но духовная братия, изъявившая желание отправиться на фронт в роли полковых священников, была обязана пройти жесткий отбор — испытание Верой.
Колокольный звон, запрещенный в большинстве городов, был временно разрешен — густой, набатный перезвон должен был очищать землю и воздух от скверны. Главным же распоряжением стала подготовка к проведению всероссийского молебна о спасении Отечества от мертвецкой напасти. В уцелевших храмах, в подпольных домовых церквях и даже простых домах собирались верующие. Службы шли круглосуточно, священники сменяли друг друга у алтаря.
Люди молились не только знакомым святым, дарующим победу русскому воинству — Георгию Победоносцу и Александру Невскому, но и тем, кто в народном сознании всегда боролся с нежитью: святому Никите Бесогону[1] и великомученику Трифону[2].
Церковь, долгие годы находившаяся в гонениях, в один миг стала нужна всем — и простым крестьянам, и бойцам на фронте, и даже высокопоставленным партийным функционерам. Она сумела мобилизовать у своей многократно выросшей паствы силу Духа и силу Веры, чтобы стать второй линией обороны Родины там, где бессильны были штыки и пулеметы. И пока Красная Армия готовила свои армии и дивизии к новой войне, армия священников уже вступила в бой на невидимом, но оттого не менее страшном фронте.
Но на этом сотрудничество Советского государства и Церкви не остановилось. Когда выяснилось, что пули лишь временно останавливают, но не уничтожают тела оживших мертвецов, встал вопрос о поиске принципиально иных методов борьбы. Именно тогда по личной инициативе Патриаршего Местоблюстителя и с молчаливого одобрения высшего партийного руководства началось формирование уникальных и доселе невиданных структур — совместных оперативных бригад НКВД и священства.
Эти бригады, прозванные в отчетах «экзорцистскими ротами», действовали в прифронтовой полосе и на территориях, уже пораженных «демонической проказой». Их задачей была не ликвидация, а поимка и доставка в специальные лаборатории образцов «некро-умертвий» — наиболее сохранных экземпляров погибших солдат Вермахта, поднятых некротической силой. В состав каждой такой группы входили два-три оперативника НКВД, отвечавшие за безопасность и транспортировку, и один священник, прошедший особый инструктаж.
Священник в этом гамбите являлся ключевой фигурой. Используя освященные артефакты (наперсные кресты особой работы, емкости со святой водой, свитки с молитвами), он нейтрализовал нежить, обращая ее в пассивное, «спящее» состояние, в котором тварь можно было сковать, упаковать в просмоленный брезент и отправить в тыл для изучения.
Методы были выстраданы вековой инквизиторской традицией: чтение отходных молитв, наложение на чело покойника свинцовых печатей с текстами из псалмов, окуривание ладаном, собранным на мощах великомучеников. Это был опасный и изматывающий ритуал, требовавший абсолютной стойкости духа, ведь малейшая ошибка или проявление страха могли разбудить отловленных тварей.
В подземных бункерах под Москвой и в стенах нескольких закрытых монастырей, превращенных в исследовательские центры, священники-инквизиторы, многие из которых еще недавно отбывали сроки в лагерях, приступили к своей страшной работе. Им доставляли пойманные «образцы». Здесь, в условиях строжайшей секретности, проводились опыты по тотальному уничтожению нежити.
Отец Евлампий делился со мной ходом исследований. Святые отцы испытывали на тварях силу разных освященных элементов: топили их в чанах со святой водой и наблюдали, как плоть мертвеца медленно, с шипением, растворялась, словно воск. Они вводили им расплавленное серебро, отлитое из церковной утвари, и смотрели, как некротическая сила покидает тело в клубах черного дыма. Они сжигали их освященным огнем от негасимых лампад у чудотворных икон. Каждый найденный способ был дорогостоящим обрядом, требующим огромных духовных затрат, но он работал там, где была бессильна сталь.
Церковь скрупулезно документировала все результаты — какие молитвы, какие святые лики и какие таинства оказывали наибольшее воздействие. Это уже была не вера, а почти что наука — наука о божественном противодействии адскому колдовству.
Полученные знания немедленно поступали в «общий котел», где узкий круг ученых, включая и нашу структуру силовиков-энергетиков, пытались разработать действенные методы борьбы. На свет появлялись первые практические руководства для войск. Инструктаж для бойцов теперь включал не только сведения, куда и чем стрелять, но и какими молитвами можно временно остановить или замедлить атаку нацистских некров.
Штатным вооружением частей, идущих на зачистку некротических проявлений, стали топоры с выгравированными на лезвии молитвами и канистры с горючей смесью на основе освященного масла — елея. Разрабатывались особые сигнальные ракеты, которые, взрываясь в небе, осеняли местность на короткое время освященным светом, на мгновение парализуя нежить и давая красноармейцам передышку.
Государство и Церковь, атеисты и верующие, слились в едином порыве, создавая новый, страшный и эффективный симбиоз знания и веры, стали и молитвы. Они вместе писали новую магию — магию Победы над самым древним и жутким врагом человечества. И главным оружием в этой войне становилось не бездушное железо, а ожившее в сердцах людей слово Божие, поставленное на службу Отечеству.
Этот симбиоз рождал не только новое оружие, но и новую реальность. По всем фронтам, бок о бок с комиссарами, теперь действовали полковые священники, прошедшие ускоренный курс «спецбоебогословия». Их авторитет в войсках был непререкаем. Боец уже на сомневался в слове батюшки, чья молитва лишь вчера помогла остановила ползущий на окопы трупный вал фашистких умертвий. Уставы дополнились «Молитвенником бойца-противонекротиста», а знание «Отче наш» и «Символа веры» стало таким же обязательным навыком, как чистка оружия или рытье окопа.
Война против мертвых обнажила живую душу народа — со всеми ее страхами, сомнениями и неистовой, яростной верой. Мы больше не сражались только за землю, за города, сёла, заводы и пашни. Мы сражались за саму возможность нормальной жизни, и чтобы наши души не были обращены в рабство слугами Тьмы даже после смерти. И в этой борьбе последним рубежом была не линия фронта, а человеческие сердца.
Эта новая доктрина требовала перестройки не только тактики, но и всей логистики войны. Заводы, еще вчера выпускавшие снаряды, теперь осваивали еще и выпуск портативных алтарей и другой церковной утвари для производства святой воды в промышленных масштабах.
Опытные химики в лабораториях, возведенных при монастырях, экспериментировали с формулами освященного напалма, пытаясь увеличить продолжительность горения елея. Инженеры конструировали специальные бронетранспортеры, больше похожие на передвижные храмы, с укрепленными иконостасами и мощными звукоусилителями для трансляции молитв на поле боя — красноармейцы их прозвали «псалмокатами». Но никто не отменял производство и обычного вооружения — винтовок, ППШ, патронов к ним, танков, самолётов, снарядов…
Отец Евлампий, однажды пригласивший меня в один из «церковных цехов» в подземельях Истринского монастыря, горько улыбнулся: «Раньше боролись с бесами в душах человеческих, а теперь
