Опустился на жёсткую табуретку, чувствуя себя не в своей тарелке.

Мужчина неторопливо прошёл следом и сел напротив. Не произнося ни слова, уставился на меня своим единственным глазом, и это было хуже любого допроса. Взгляд тяжёлый и изучающий, будто взвешивал каждое движение и биение сердца. В повисшей тишине чувствовал себя голым. Казалось, я уже всё объяснил у двери, и теперь понятия не имел, зачем тот меня сюда позвал.

— Значит, мехи, — наконец произнёс охотник.

— Да! — слишком энергично вырвалось у меня. Попытался улыбнуться, но улыбка, должно быть, вышла кривой.

— Хорошее дело, — неожиданно кивнул мужик. — Давно пора было снести всю ту рухлядь к болотным духам.

Я молча кивнул. Могучая аура Йорна давила, заставляя ёрзать на табуретке. Командир не делал ничего угрожающего, но все равно было не по себе, однако сквозь волнение пробивалось жгучее любопытство: что же на самом деле произошло между ним и Гуннаром? Было очевидно, что Одноглазому не всё равно на кузнеца, как бы тот ни пытался это скрыть.

Тишина затягивалась.

— Вы травы собираете? — ляпнул я, просто чтобы что-нибудь сказать и прервать давящее молчание.

— Собираю, — отрезал громила и его глаз сузился. — Но я позвал тебя не для этого. А теперь рассказывай всё с самого начала. С чего это вдруг я должен отдавать вам свою шкуру? Чья это затея, щенок? Кузнеца? Или твоя?

Мужик говорил резко, рубя словами как топором, целясь в самые уязвимые точки.

Я нахмурился, лихорадочно пытаясь сообразить, что ответить.

— Не думай. Говори как есть, — скомандовал он стальным голосом. — Ещё вчера ты был никчёмным бездарем, которого пинал Гуннар. А сегодня уже «мастер-заточник», про которого шепчутся в шахте. Что изменилось?

Сердце застучало как молот по наковальне. Мужчина рубил с плеча, не давая ни секунды на обдумывание, будто видел всё.

— Я… я не знаю… — выпалил почти на одном дыхании, чувствуя, как щёки начинают гореть. — Просто мне ведь не стать охотником — дар обошёл стороной. И я решил… я твёрдо решил, что если не могу быть воином, то стану лучшим мастером. Буду ковать оружие для тех, кто может сражаться. Наверное… я просто вырос. Решил взяться за ум.

Йорн смотрел на меня своим единственным глазом, и этот взгляд, казалось, проникал в самую душу, не терпя ни крохи лжи.

— Хм-м… Мастером, значит, — выдохнул громила без одобрения, но и без насмешки. — Но кузница-то не твоя.

Одноглазый произнёс это медленно и жёстко, как приговор.

— Да, — согласился. — Кузница мастера Гуннара.

— Вот именно, — его голос стал металлическим. — А коли ЕМУ нужны новые мехи, так пусть кузнец сам ко мне придёт и попросит. Это будет справедливо.

Слова выбили из-под меня опору, как ту табуретку, что сломалась под весом Гуннара. Чёрт, старый кузнец никогда не пойдёт на это — болезненная гордость не позволит мужчине просить о чём-то Йорна, особенно после того унижения, а значит — никаких мехов. И почему всё превращается в проблему⁈

Раздражение вновь начало подниматься изнутри горячей волной. Но я уже знал, что делать — тут же направил эту волну вниз, в свой «внутренний котёл». Сжечь, превратив в топливо.

Поднял на охотника взгляд. Голос прозвучал тихо, но твёрдо.

— Мастер Гуннар… очень гордый человек. Особенно после того, что случилось. Вы же понимаете, он не придёт.

Сделал паузу, давая словам впитаться.

— Но вы бы видели его сегодня, охотник Йорн. Что-то в нём меняется. Кажется, он начинает вспоминать, что он не пьяница Гуннар, а Мастер Гуннар — сын великого мастера. Он вспоминает про свою честь, про свой род. У Оплота вновь может появиться великий кузнец. Только… — наклонился вперёд и прошептал, — нужен толчок. Что-то, что вырвет его из болота. Что-то, что заставит поверить в себя. И эти мехи… это не просто инструмент. Это возможность!

Я говорил искренне, с жаром, вкладывая в слова надежду.

— Охотник Йорн, я прошу вас не за него — за Оплот. Нам нужно оружие. Скоро зима, к тому же эти падальщики рядом. Заказов много, а старые мехи дышат на ладан. Дайте нам эту шкуру. Позвольте построить их. Позвольте помочь ему снова стать тем, кем он должен быть.

Мужчина молчал. Его единственный глаз смотрел так, словно меня здесь не было.

— Гордыня, — наконец выдохнул громила. — Вся его гниль от неё. Пусть сам придёт, как мужик. На коленях приползёт или на ногах притащится — без разницы. Но я должен видеть его рожу здесь.

Почувствовал, как между нами выросла непробиваемая стена — он не уступит. Всё было зря.

Вдруг за дверью послышался топот тяжёлых сапог. В следующую секунду дверь с грохотом распахнулась, едва не слетев с петель. На пороге стоял Брок, грудь воина тяжело вздымалась, а глаза горели тревогой.

— Йорн! Срочно! Выдвигаемся!

Командир охотников мгновенно преобразился, и вся его напускная меланхолия исчезла. Мужчина вскочил на ноги, выпрямившись, будто натянутая струна.

— В чём дело?

— Караван рудознадцев! — выпалил усатый. — Твари напали на Веприной тропе. Смели всех. И охрану, и возницу. Выживших нет.

Сердце рухнуло.

— Времени нет! — продолжал Брок, переводя дух. — Нужно идти! Сначала зачистить тропу, чтобы эта мразь не полезла на Оплот. А потом собирать людей. В Северный Дозор и Ясеневый Брод нужно отправить гонцов. Пора объединять охотников Предела — мы дали слово Торгриму. Если промедлим, огребём так, что потом веками разгребать будем

Караван рудознадцев? Мой караван? Моя сталь⁈ Мысль ураганом пронеслась в голове, ледяная и острая. А за ней — вторая, ещё более страшная — погибли люди. Охрана, возница…В караване мог быть кто угодно, даже Арн. Я ведь знал их всех, успел подружиться, делил с мужиками хлеб и скудные шутки.

Сердце заколотилось в груди, как раненый зверь. Ледяная тревога заполнила внутренности. Глядел на Брока ошалелыми глазами.

— Хм-м… — утробный рык вырвался из груди Йорна, охотник сжал кулаки. — Ясно.

Мужчина бросил на меня короткий взгляд.

— Повезло вам с Гуннаром, — глухо сказал. — Мы уходим и вернёмся нескоро.

Командир развернулся и решительно направился к своему арсеналу на стене.

— Шкура — в сарае, справа на стене. Забирай. И слушай меня, щенок, — не оборачиваясь, продолжил. — Чтоб к нашему возвращению горн у вас не остывал. Нам нужно будет много оружия. И