– Я хотел ещё уточнить, Николай Алексеевич, – сказал Ахмад, поняв, что аудиенция вот-вот закончится. – А в будущем мне к вам с отчётом по инспекционным поездкам приходить или вы велите кому-то другому отчитываться?
– Правильный вопрос. Давайте так договоримся. Если я на месте в этот день, то ко мне заходите. Если нет, то к моему заместителю Паршину Эдуарду Гавриловичу, а он уже потом мне в двух словах расскажет об итогах вашей инспекционной поездки.
– Спасибо, буду следовать вашим инструкциям.
– Ну хорошо, тогда давайте отдыхайте пока что. Приходите в себя. На следующей неделе у вас будет новая инспекционная поездка.
– Спасибо, Николай Алексеевич, – поднялся Ахмад с места.
***
Ярославль, горком
– Хорошо, товарищи, раз уже все приготовлено, то мы пройдем, – сказал Ильдар, – но, пожалуйста, к концу нашего обеда составьте смету на угощение, я её оплачу.
– Это совсем ни к чему, – попытался возразить первый секретарь.
– Нет, этот вопрос даже не обсуждается, – твёрдо ответил Ильдар, – если вас это не устраивает, то просто проведите нас в вашу столовую, мы сами там покушаем.
Я одобрительно кивнул. Ну да, ещё не хватало, чтобы после того, как мы отсюда уедем в Москву, пошло в Кремль сообщение о том, что мы тут вели себя как баре, ели и пили за счёт местного горкома. Кто его знает, какие связи у них могут найтись, когда они попытаются защититься от обвинений, выдвинутых в их адрес главным редактором местной газеты. Возможно, найдётся у Камолова какой-то влиятельный противник, у которого с ним счёты, или у Ильдара того же самого и вполне может развернуться война компроматов. Так что нам нужно сработать максимально чисто. Я решил также, что прослежу за тем, чтобы тот счёт, который Ильдар подпишет и оплатит за счёт наших командировочных, он не забыл с собой прихватить и не потерял.
Стол был уже накрыт богато: и водочка, и коньячок, и икорка, и балычок. Но ясно, что спиртное мы трогать не стали. Съели по нескольку кусков балычка с аппетитом, и тут дверь отворилась, и на тележке нам супы завезли две симпатичные улыбающиеся девушки лет 20-25. Расставили нам тарелки и из кастрюли борща налили наваристого. Аппетит, конечно, у нас проснулся сумасшедший за такую поездку. Да и когда тебя трясёт зверски на ухабах, в желудке явно появляется больше места, чем обычно, все содержимое утрясается.
Минут через десять после борща нам и горячее принесли, гуляш с картофельным пюре, и только после горячего темп нашей атаки на съестные ресурсы начал немножечко пригасать. Первого червячка мы явно успешно заморили.
Мокроусов вкушал местные деликатесы вместе с нами. Но вёл он себя при этом немножко робко, явно чувствовал себя неловко. Это ещё раз подтвердило мою уверенность в том, что он не скандалист. Ему все это совсем не нужно было бы, если бы к нему нормально отнеслись до этого, и начали решать проблемы, что он выявил, вместо того, чтобы его прессовать.
Через полтора часа у нас появился Гостинский, а вслед за ним семенил незнакомый нам мужичок, который положил перед Ильдаром запрошенный им счёт за угощение. Ильдар тут же полез в кошелёк и расплатился, а счёт сложил во внутренний карман пиджака.
– Продолжим, товарищи? – заискивающе спросил первый секретарь.
– Продолжим! – великодушно сказал Ильдар, и мы вернулись в зал для совещаний.
Делегация со стороны горкома увеличилась за счет высокой фигуристой женщины лет 35. Видимо, заведующая поликлиникой к нам присоединилась, как я понял. И, конечно же, ясно было, что эти полтора часа местные чиновники потратили на то, чтобы согласовать свои позиции. Это тоже было неизбежно.
– Товарищи, предлагаю заслушать отчёты нашего профорга и заведующей поликлиникой. Начнём, пожалуй, с профорга! – сказал первый секретарь.
Трамильчик, горестно вздохнув, приступил:
– Товарищи! Изучив данные о санаторно-курортном лечении, я вынужден признать, что к моему полному недоумению товарищ Мокроусов, его супруга и их ребёнок действительно последние полтора года не получали никаких путёвок. Я очень сам этим удивлён.
– То есть вы хотите сказать, что все эти многочисленные заявления, что подавали я и моя жена на санаторно-курортное лечение вы у себя не нашли? – не выдержал Мокроусов.
Мы с Ильдаром и Марком обменялись взглядами.
Профорг, неуверенно кашлянув, сказал:
– К сожалению, видимо, у нас были какие-то пробелы с ведением документации…
– И память у вас, похоже, заодно тоже отшибло, как видимо! – сказал осмелевший Мокроусов.
Никто со стороны горкома комментировать это не стал.
– Да, вот такой досадный случай! – вздохнул картинно первый секретарь. – Теперь давайте заслушаем, пожалуйста, заведующую поликлиникой Рыбкину Алоизу Семеновну.
Фигуристая женщина тяжело вздохнула, и мрачно посмотрела на Гостинского, прежде чем заговорила.
– Товарищи! Мокроусов и его супруга, действительно, ранее были приписаны к нашей поликлинике партактива. К сожалению, у нас ограниченное количество тех, кто может прибегать к ее услугам. Поэтому недавно было принято решение об изменении числа сотрудников, которые приписаны к поликлинике партактива.
– И кем же было принято это решение? – спросил тут же Ильдар.
Молодец, не спросил бы он, я бы сам задал этот вопрос. Тем более я уже понял по этому взгляду на Гостинского, который она кинула, что явно не удалось ему ее уговорить взять хоть какую-то вину на себя. Значит, все правильно, надо просто ее разговорить, и есть шанс, что она все расскажет, как было на самом деле.
– Решение было принято на партийном собрании. – сжато ответила заведующая поликлиникой.
Да, явно не смогли её уговорить взять вину на себя. Парторг попытался её подставить, еще когда мы в первый раз расспрашивать начали, но нашла коса на камень. Ну и правильно, это же явно не её уровня решения. Ей что есть этот Мокроусов в её поликлинике, что нет этого Мокроусова – вообще без разницы.
Все посмотрели на парторга, тот, кашлянув, не стал дожидаться, когда его пнёт первый секретарь, и заговорил:
– Да, товарищи, я и сам уже поднял архивы наших заседаний и обнаружил, что такое решение было действительно принято. Как правильно отметила Алоиза Семеновна, поликлиника не резиновая, всех обслуживать не может.
Я уже не стал сдерживаться, да тут же и сказал:
– А не подскажете ли, уважаемый парторг, почему вы приняли решение исключить именно главного редактора с его супругой из списка пациентов данной поликлиники? Почему вы, если являетесь настоящим коммунистом, не начали с себя и со своей супруги?
Надо было видеть, как все чиновники, а не только парторг, сидевшие напротив нас, задёргались. Марк расплылся в улыбке, Ильдар довольно дёрнул кончиком рта, а парторг бросил короткий взгляд на первого секретаря горкома. Тот сделал вид, что вовсе не замечает этого взгляда: мол, выплывай сам, как хочешь.
Парторг в рубку идти не стал, понимает же прекрасно, что против делегации из Кремля не потянет. А уже раз и первый секретарь горкома его не собирается поддерживать, то и подавно. Так что тут же заявил покаянно:
– Да, товарищи, мной была допущена преступная близорукость! Вы правы, надо было не сокращать чрезмерное количество пациентов за счёт редактора газеты с его супругой, а самому с моей супругой показать пример для экономии расходования средств поликлиники. Так что, простите, товарищи, это была моя ошибка.
– Так давайте прямо сейчас её исправим, – предложил Марк. – Давайте вы со своей супругой выйдете из поликлиники партактива, а главного редактора газеты «Северный рабочий» с супругой мы введём туда обратно на обслуживание. Что скажете, товарищ парторг? Готовы исправить свою ошибку?
– Да, конечно, товарищи, – ответил тот, – мы с супругой немедленно так и поступим.
– Отлично, – сказал Марк, – а мы со временем проверим, как оно всё тут у вас после нашего визита будет исправлено, товарищи. Внесем в график проверок даже нашей группы, чтобы точно не запамятовать. Верно, Ильдар Ринатович?
