— С чего ты так уверен?

— Ну, я же всё-таки кое-что знаю наперёд.

Резанов сдвинул несколько глыб покрупнее и между ними что-то глухо звякнуло. Капрал-адъютант сунул руку на звук, с сосредоточенной гримасой ещё несколько секунд нащупывал нечто под обвалом, а потом с усилием потянул. Увесистый кожаный кошель, с виду очень старый и ветхий, звякнул ещё раз, оказавшись в руке стражника. Максим покачал его, прикидывая вес, а потом позвал:

— Пани Марыся!

Девушка, на лице которой изумление, казалось, застынет теперь навсегда, подняла на Резанова глаза. Он осторожно бросил кошелёк в комнату, и тот со стуком упал рядом с хозяйкой бедного домика.

— Думаю, тут даже больше сотни золотых. Но уж сотня-то должна быть непременно.

— Мне всегда казалось странным, — говорил Максим напарникам, когда все трое уже шагали назад в кордегардию, и как раз только-только миновали Гаштальский погост, — что привидение из легенды лично приносило девушке золото. Очень уж материальный призрак получался. Да и вообще, у этой истории есть несколько версий. По одной, например, не отец парня дал девушке год на заработки, а само привидение явилось дважды, с интервалом ровно в год. В общем…

— В общем, снова ничего, — вздохнул Шустал, которому стоило больших трудов сдержать сквозившее в голосе отчаяние. — Ты уверен, что это был мясник?

— Ну, это же мясницкий топор.

— И что он не мог скрыться куда-то вдоль дома, пока ты поднимался на ноги?

— Ты же сам видел, там в обе стороны слишком далеко до кустов и деревьев.

— И квартиры все заперты, и окна целы, — добавил Чех.

— И никаких заклинаний? Никаких зелий? Может, он амулет какой-нибудь использовал, а ты не заметил?

— Да не было ничего! — не выдержал Максим. — Вот он стоял, вот кинул топор — я увернулся и выстрелил. Поднялся — его уже нет. Кстати, осматриваться я начал даже ещё раньше, пока был на коленях. И пса тоже, раз — и нету.

— Ну, с псом-то как раз ничего странного, — отмахнулся Шустал. — А вот человек так исчезать сам по себе не способен. Должно быть что-то, что ему помогло!

— Рука славы, — буркнул Макс.

— Чего-чего?

— Рука славы. Ну, рука висельника, отрезанная с трупа и со свечой, сделанной из вытопленного из этого самого висельника жира.

— Иисусе! — пан Чех перекрестился. — Нашли время — посреди ночи про чёрную магию!

— А мысль вообще-то здравая, — Иржи принялся задумчиво скрести ногтями щетину на подбородке. — С этой штукой его действительно было бы не видно, но оставались бы следы на снегу. Только у келий следов ведь не было.

— Там же вдоль дома каменная отмостка, и свес крыши над ней. Никакого снега — вот и никаких следов, — предположил Максим. — Дальше руины, через которые шёл пан Чех. Какие следы можно отыскать в развалинах посреди ночи и метели, с тремя-то свечками?

— Вполне возможно. Но я не слышал, чтобы в последнее время у какого-нибудь повешенного отрезали кисти, не говоря уже про жир.

— Да прекратите вы! — вспылил Войтех.

— Простите, пан Чех. Ну, в общем, я не слышал ничего такого. К тому же есть императорский указ — за подобные штучки быстро отправят на эшафот.

— Это если только виновный не проделал всё втихаря, и так, чтобы никто ничего не узнал. Где у нас хоронят казнённых?

— Когда как, — нехотя заговорил пан Чех. — Случается, что прямо у виселицы, или на перекрёстке дорог, но такого уже давненько не было. Чтобы быть так похороненным, надо изрядно насолить людям. Ну а в обычном порядке — евреи своих, понятное дело, забирают в Йозефов. Старое Место и Новое Место свозят тела в катакомбы при костёле Святого Гаштала. Малая Страна и Градчаны — в катакомбы Страговского монастыря. Те, что рядом с богадельней. А на Вышеграде — в катакомбах у ротонды Святого Мартина, — ординарец поймал недоверчивые взгляды друзей и пояснил:

— Моя невестка, жена младшего брата — дочь одного из мастеров Погребального братства.

— А не мог кто-то из палачей снабдить наших кладоискателей необходимым? — выдвинул версию Максим. Шустал фыркнул:

— Палачи скорее уж уложили бы таких «покупателей» рядом с казнёнными.

Войтех согласно кивнул.

— Но они же вроде как отверженные? — удивился Макс. — Что им до общественного мнения?

— Отверженные — тут ты отчасти прав, но ты не представляешь, насколько они гордятся этой своей исключительностью. Да палачи в своих делах щепетильнее иного дворянина. Нет, если уж кто-то и соорудил для себя руку славы, то добывал компоненты для неё втихаря. Но для нас это, в сущности, мало что меняет. Снова фиаско. Командор будет доволен — словами не передать. Счастье ещё, что, возможно, это мясник принял нас за парней с летненской переправы. Вряд ли он догадался, что мы шли по его следу от самого костёла.

— Вообще-то, может, и меняет, — медленно заговорил Максим, который слушал сетования друга вполуха. — Ты заметил, чтобы за время нашего наблюдения в костёл кто-то заходил?

— Нет.

— А вы, пан Чех?

— Нет.

— И я нет. А на колокольне были люди, причём несколько. И наш одинокий гуляка тоже вышел из костёла.

— Я не уверен, вышел ли он оттуда, или просто поднимался по ступеням до двери, а потом снова спустился на мостовую, — посчитал нужным уточнить Иржи.

— Именно. Но я думаю, что он оттуда вышел. А вот как он туда вошёл?

Стражники остановились, сосредоточенно размышляя. Резанов с довольной улыбкой кивнул, увидев проступающее на лицах напарников понимание.

— Катакомбы, — подтвердил капрал-адъютант. — Наши кладоискатели тайком пробираются по ночам в костёл Святого Якуба, используя для этого катакомбы.