Но сомнения грызли — Глава Каменного Сердца не мог поверить, чтобы дело было лишь в камне, каким бы мощным тот ни был. Ни о чём подобном мужчина никогда не слышал. Духовные камни — это просто руда, заряженная Ци, но чтобы она выгоняла из подземелий на поверхность целые полчища тварей? Невозможно, что-то не сходилось. В любом случае, он не станет ни о чём говорить этим людям, чьё дело — выполнять приказы за деньги.
Торгрим снисходительно усмехнулся.
— Клан копает эту гору десятилетия. Мы знаем каждый её камень. Если бы в ней зародилось зло, мы бы вырвали его сами, прежде чем оно успело выползти на свет. Падальщики лезут из нашей шахты так же, как из всех окрестных пещер. — Развёл руками. — Источник заразы лежит за пределами моих владений. И, к сожалению, за пределами моего понимания.
Старший охотник молчал, обдумывая что-то. Тишина в кабинете давила.
— Какая плата? — наконец спросил одноглазый.
Уголки губ старика невольно дрогнули. Клюнул.
— За платой дело не станет, — выдохнул он, позволяя себе немного расслабиться. — Назовите вашу цену. Любую. Дело слишком важное не только для нас — рудознатцев, но и для всей провинции, а главное — для простых её жителей. И я готов принять в этом посильное участие. Монеты не будут проблемой.
Брок задышал чаще, глаза заблестели, словно уже представляя безбедную жизнь в столице. Молодой охотник, наоборот, тихо выдохнул, и его плечи слегка опустились; очевидно, ему был отвратителен этот торг, но раз командир заговорил о плате — решение принято, и придётся подчиниться.
— Условились. Поговорю со своими людьми и приду с названной ценой, — сказал Йорн, поднимаясь со стула. Его движение было плавным и окончательным. А затем, уже стоя во весь свой огромный рост, добавил: — И ещё одно.
Торгрим тоже встал, собираясь проводить гостей. Но эта короткая фраза заставила внутренне напрячься — обычно такие слова несли с собой неприятности.
— Говори, охотник.
— Мальчишка, что работает у тебя заточником, завтра на рассвете уходит с нами.
Лицо Главы застыло, превратившись в каменную маску. Сердце, казалось, провалилось куда-то в живот. Больше всего на свете старик ненавидел, когда ставили условия. Особенно такие, что противоречили его планам. А у него был план: узнать об этом щенке побольше и, в случае наличия таланта, оставить здесь, в лагере. Под своим крылом, как ценный актив.
Каменное Сердце замер, и это секундное замешательство не укрылось от острого взгляда Йорна.
— Что-то не так? — спросил охотник с такой суровостью, что вопрос прозвучал как вызов.
«Зачем им этот пацан?» — пронеслось в голове у Торгрима. — «Неужели деревенщины тоже что-то знают?»
— Могу узнать, зачем он вам понадобился? — спросил Глава клана, стараясь, чтобы голос звучал непринуждённо, будто речь шла о ерунде. — Он просто заточник. Пусть и сносный.
— Он подмастерье нашего кузнеца, а барон завалил работой все кузни. Щенок должен вернуться и помогать, — ровно ответил Йорн, глядя куда-то в сторону. В его голосе прозвучала глухая нота — то ли горечь, то ли усталость.
«Значит, ничего важного, — с облегчением подумал старик. — Просто прихоть Гуннара — алкаша с кривыми руками и мозгом, похожим на ржавый топор».
— Охотник Йорн, мальчишка мне здесь очень полезен. Так ли это необходимо? Думаю, таких щенков в вашем Оплоте полно. Найти нового подмастерья для кузнеца не станет проблемой.
— Хм-м, — Одноглазый снова встретился с ним взглядом. — Это условие — оно не обсуждается. Пацан пойдёт с нами.
«Решил поиграть со мной,» — пронеслось в голове у Торгрима, и волна ярости поднялась изнутри. Да если бы он, Каменное Сердце, только захотел, мог бы испепелить этого дикаря одним движением воли. Бездарность, что за всю жизнь так и не смог прорваться к Пробуждению, смеет перечить главе великого клана! Змея потревоженной гордыни извивалась в душе старика. Стиснул зубы и привычно положил руку на амулет с сияющей руной — артефакт, который обычно даровал спокойствие и защиту, сейчас почему-то не справлялся со своей задачей.
Захотелось отменить предложение. Послать троицу ко всем чертям. Но другая, более холодная часть разума недоумевала: почему события стали так стремительно закручиваться вокруг какого-то мальчишки? Почему он, Торгрим, вдруг так отчаянно захотел его удержать? Это было абсолютно нелогично и глупо.
— Ну так что, по рукам? — вернул его к реальности голос Йорна.
— Сначала назови плату. — вырвалось у старика прежде, чем успел подумать.
Охотник хмыкнул. Затем, ничего не говоря, кивнул своим спутникам и направился наружу.
«Не сдержался,» — с досадой подумал Глава, оставшись один. — «Сам же сказал — сумма не имеет значения. А теперь обнажил слабость».
Стало как-то мерзко. Мужчина тяжело опустился в кресло-трон, заставив себя дышать ровно и глубоко.
«Сначала поговорю с щенком, — решил он. — А потом соображу, что делать дальше».
Глава 2
Дверь в сарай отворилась с протяжным скрипом. Я как раз держал в руке наконечник копья, который предстояло заточить, рассматривая на свету его кованые грани.
Обернулся и увидел в дверном проёме Кнута. Тот стоял, заслоняя собой выход — лицо серьёзное, даже мрачное, а во взгляде странная нерешительность. Молча отложил наконечник на верстак и повернулся к старику всем телом.
— Глава тебя к себе вызывает, — резким тоном выпалил он. — Сейчас же. Пошли за мной.
— Зачем?
— Потом узнаешь. Шевелись, — почему-то снова грубо бросил бригадир, отводя глаза.
Такое поведение показалось странным, ведь в последние дни Кнут был ко мне на удивление расположен. Ворчал, но всё же подробно рассказывал, как устроена шахта, как в домницах из грязной руды рождается металл, и даже отвечал на бесконечные вопросы, когда удавалось выловить того из суеты дел. А теперь глядел с каким-то непонятным выражением. Первое, что пришло на ум — ревность. Будто ему было неприятно, что Торгрим вызвал меня, простого мальчишку, к себе лично. Но это оставалось лишь догадкой.
— Хорошо. Иду, — сказал ровно.
Дед, не дожидаясь, развернулся и вышел наружу. Я последовал за ним.
Пока шли по лагерю, вдыхал носом запахи: свежесть, принесённая ветром со снежных пиков, и густой дым домниц. Странная смесь, которая стала мне нравится, уже успел привыкнуть к этому месту. Здесь была своя койка, мастерская, в которую никто не лез, позволяя выкладываться по полной и доводить работу до совершенства.
Отношение охраны