— Отлично, Арсений Олегович, — сказал Гессен, откладывая папку. — Уделите особое внимание всем её связям и контактам за последний год. Даже тем, что на первый взгляд покажутся незначительными.

— Слушаюсь! — Короткий, точный кивок головы — и штаб-ротмистр бесшумно вышел из кабинета, оставив полковника наедине с досье, в котором наконец-то появилось имя.

В Гессене пробудился интерес, и желание работать. Есть отправная точка, остальное зависело от него и его сотрудников. В профессионализме своих людей он не сомневался.

В пятницу, ровно в три часа пополудни, граф Бенкендорф был допущен в кабинет императора. Он застал Николая Павловича беседующим с наследником, цесаревичем Александром, и великим князем Павлом.

— Здравия желаю, Ваше Императорское Величество. Здравия желаю, Ваши Высочества, — отчеканил Бенкендорф, коротко кивнув.

— Здравствуйте, Александр Христофорович, — обернулся к нему государь. — Я вчера ознакомился с вашим докладом. Неужели есть новые обстоятельства по делу Сулимовой?

— Так точно, Ваше Величество. Обстоятельства чрезвычайной важности. И, осмелюсь сказать, заставляющие глубоко задуматься о корнях сего злодейского умысла.

— Мы вас внимательно слушаем, — император откинулся в кресле, пристально глядя на шефа жандармов. Оба великих князя насторожились.

— Вчера, начальник первой экспедиции, полковник Гессен, представил дополнительные сведения. После тщательной разработки связей подозреваемой был вскрыт факт её теснейшего общения с неким Жаровским, Яковом Семёновичем, который на протяжении последнего полугода проживал в её квартире. У полковника Гессена сложилось твёрдое убеждение, что под этой фамилией скрывается не кто иной, как Вайсер, Яков Самуилович.

Бенкендорф сделал театральную паузу, давая высочайшим слушателям вникнуть в суть.

— Бывший студент Горного института. На третьем курсе отчислен за подстрекательство к студенческим волнениям. Известен как создатель и главный идеолог подпольного общества «Свобода и революция». Братья Вайсеры — выкресты, крещёные евреи. Отец — владелец преуспевающей ювелирной мастерской в Москве, имеет магазин и здесь, в Петербурге. Семейство весьма состоятельное. Более того, младший брат является учредителем Лионского сберегательного банка в Париже и курирует его московский филиал.

— Продолжайте, — сухим тоном произнёс Николай I.

— После первого ареста Якова Вайсера отец внёс крупный залог и штраф, публично отрёкся от сына и выслал его во Францию. Точных сведений о его деятельности в Европе у нас нет, но, полагаю, связи с революционными кругами там он только укрепил. Для розыска и разработки этой нити я подключил полковника Лукьянова. По словам соседей и знакомых Сулимовой, этот Жаровский-Вайсер не просто жил у неё, но и полностью её опекал: оплачивал жильё, содержание, все её нужды.

— Таким образом, вы полагаете, что истинным вдохновителем и организатором покушения был этот Вайсер? — вступил в разговор Великий князь Павел, до этого внимательно слушавший. — А Сулимова — лишь слепая исполнительница, пешка, которой ловко воспользовались, сыграв на бедственном положении её семьи?

— Ваше Высочество изволили понять суть дела, — кивнул Бенкендорф. — Пока я не могу утверждать с абсолютной уверенностью, это предмет следствия. Но все нити ведут к нему. Все службы империи оповещены, розыскные ориентировки разосланы. Надеюсь, его задержат в ближайшее время. Эта зараза может дорого стоить империи, ваше величество, учитывая постоянные брожения среди молодёжи высших учебных заведений, наших либералов и около них толкущихся деятелей Мельпомены и Калиопы. — скривился Бенкендорф.

— Не любите вы Александр Христофорович, служителей муз. — улыбнулся Павел, услышав конец фразы и реакцию Бенкендорфа.

— Отчего, ваше высочество. Очень люблю слушать военные оркестры, хорошие стихи, а не грязные и пошлые пасквили. Тот же Лермонтов. Замечательное стихотворение «Бородино». Мои подчинённые просто в восторге от песен графа Иванова–Васильева, «Катюша» и «Эх, дороги». Так что ваше замечание не справедливо по отношение ко мне. — Ответил Бенкендорф с непроницаемым лицом.

— Хорошо, Александр Христофорович, — прервал император никчемный спор. — Прошу вас докладывать мне немедленно если появятся новые подробности.

— Слушаюсь, Ваше Величество.Коротким, чётким, военным поклоном Бенкендорф ответил на молчаливый кивок императора и вышел из кабинета, мягко притворив за собой дверь.

В кабинете воцарилось молчание. Николай I, задумчиво повернув в пальцах перо, первым нарушил его.— Что ты думаешь, Александр? — обратился он к старшему сыну. Тот на протяжении всей беседы сидел, не проронив ни слова, всем видом показывая глубочайшее внимание.— Я полностью согласен с графом Бенкендорфом, — твёрдо начал цесаревич. — Простая девица, даже доведённая до отчаяния горем, едва ли способна на такое хладнокровное злодеяние. Здесь чувствуется чужая, опытная рука. Кто-то умело направлял её, внушив, что корень всех её бед — в вас, государь. Уверен, это он подал ей и мысль, и вложил в её руки оружие для преступления.

— Похоже ты прав, — задумался Николай. — Я приказал увеличить штат отряда личной охраны. Хочу чтобы они охраняли и тебя. Не спорь, я уже всё решил.

Николай лишь вздохнул, помня упрямство сына, и перевёл взгляд на младшего.— Павел, а теперь потрудись объяснить мне, что за недоразумение возникло у тебя с офицерами твоего полка?

Великий князь Павел нахмурился и, встретившись с тяжёлым, требовательным взглядом отца, опустил глаза.— Не со всеми, государь. Лишь с тремя. Они позволяют себе слишком вольное толкование устава и фривольное отношение к службе.

— Ты — шеф полка. Твои требования к дисциплине и порядку более чем уместны, — поддержал его император.

— Однако они сочли мои замечания чрезмерными и оскорбительными, — с внезапной горячностью возразил Павел. — Но, прошу вас, не беспокойтесь. Я разберусь с этим сам. Сие происшествие недостойно вашего высочайшего внимания.

— Надеюсь на твоё благоразумие, Павел. Отнесись к проблеме со всей ответственностью и не позволяй превращать службу в гвардейском полку в приятное времяпрепровождение. Гвардия должна быть опорой трону, а не опереточным украшением.

Глава 16

В течение двух дней штаб разрабатывал и согласовывал первичный план действий на случай набега горцев. Свой замысел я изложил в общих чертах. Единственное, о чём сразу заявил прямо — действовать буду самостоятельно во главе мобильной группы из трёх, четырёх сотен моего батальона. Никаких сил усиления я не просил. Главное — чтобы другие подразделения надёжно прикрыли свои участки и были готовы к внезапным прорывам мелких партий.

— Пётр Алексеевич, а вы уверены, что обойдётесь без поддержки? — переспросил начальник штаба линии. — Может, как в прошлый раз, придать вам