Мокрые выцветшие глаза уставились на меня с рабской надеждой.
— Если вы, мистер Олиф, подтвердите, что больше не во власти зеленого змея.
Мужчина замотал головой.
— Нет-нет. Здесь же нельзя. Ни капли. А я здесь уже несколько лет. Ни разу в рот не брал. Нельзя. Нет здесь ничего такого. Не достать. И уже не хочется. Отпустило. Я же сюда, на самое дно, из-за проклятой водки попал. Ненавижу ее! Себя ненавижу! Из-за нее все, проклятой!
— Это хорошо. Кучером работать сможете?
Мужчина закивал, да так активно, что казалось, его тощая шея вот-вот надломится под тяжестью головы.
— Но, возможно, вы передумаете, когда узнаете имя вашего будущего хозяина, —забросила я первую удочку.
— Да я демону рогатому готов служить, лишь бы подальше отсюда, — горячо воскликнул Дерганный Ол.
Мы с Люсиль переглянулись. Моя напарница зябко повела плечами. Было видно, что ей тоже не терпится сбежать из Менморта.
— Но… — вдруг замялся бедняк. На его лице отразилось сложное непонятное чувство. Он долго не решался озвучить свои мысли, затем сказал с боязливой осторожностью: — А служанка вашему хозяину не нужна? Хорошая баба, работящая. Может, найдется где место для нее? На кухне? В прачечной?
— Нужна служанка, — кивнула я, и в слезящихся глазах Олифа отразилось неподдельное облегчение. Он даже тихо вздохнул. — О какой женщине ты говоришь?
— О жене моей. Она тоже здесь. В Менморте.
— А я думала, ушла от тебя.
— Так ушла, — низко опустил голову мужчина. — Но одна, без мужа не справилась. Подвел я ее. Сам на дно скатился и ее за собой уволок.
Его острые плечи дернулись словно в беззвучных рыданиях, но слезы из глаз не покатились.
— Не видел ее уже три года. И дочь свою не видел.
— Как так не видел? Вы же в одном доме живете и трудитесь? — удивилась я.
— Так женщины живут в другом крыле. Даже едят от мужчин отдельно. За эти годы я ее только раз через окошко углядел. Мельком. И с дочерью мне встретиться не дают. Нельзя. Не положено.
— И дочь здесь? — охнула я. — Вся семья?
Мужчина уныло кивнул и забормотал себе под нос:
— Все змий. Змий проклятый виноват. Работал, все было, а потом бац — и ничего.
— А сколько же дочери лет?
— Шестнадцать. Возьмете ее тоже? Служанкой? Она бойкая девчушка. Вязать, вышивать умеет, с землей дружит и со скотиной всякой научена обращаться. Возьмите ее, прошу, благодетельница. Так охота жену и дочку увидеть. Исправить все, что натворил.
Он снова попытался упасть передо мной на колени, но я отскочила за соседнюю кровать.
О господи, что это за место такое жуткое, где мужа разлучают с женой и даже не пускают к собственному ребенку?
— Возьмем. Всех возьмем на работу. Вы только сами согласитесь. — Я глубоко вздохнула, не зная, как несчастный сломленный Олиф отнесется к моим словам. — Потому что работать вам придется на графа Реймона Марцелла. В Блэквуде.
Воцарилась тишина. Мужчина долго молчал, скользя по нам с Люсиль задумчивым взглядом. Я терпеливо ждала его ответа.
Наконец мистер Олиф заговорил:
— Блэквудский замок. Замок на холме. Там живет чудовище, которому наших девочек продают за золото.
— Его Сиятельство не чудовище. Он никому не причинил вреда.
Из груди Дерганного Ола вырвался тяжкий вздох.
— Я верю. Вот вы стоите передо мной, такие хорошенькие и нарядные, — глаз не отвести. Заботится о вас хозяин. Сразу видно, не обижает. А жертвы… — Он почесал затылок. — Сановники наши — жулье и обманщики. Небось хитрость какую мудреную придумали. Нашли, как выгоду заиметь. Девиц этих в публичные дома, верно, продавали, еще дороже, чем платили за них родным. Или извращугам в рабство. Или себе брали для утех. Кто их знает, жирных боровов. А графа оклеветали. Болен он, видать, сильно, из дома не выходит. А они пользуются.
Вот Олиф все себе сам и объяснил. Не пришлось ничего выдумывать. Я решила его не разубеждать — кивнула, мол, так и есть.
— Стервятники окаянные! — затряс он головой. — Пьют кровь из простого люда. Закон им не писан.
— Так, значит, вы согласны служить Его Сиятельству Реймону Марцеллу? — перебила я его пылкую речь.
— Согласен! Хуже, чем здесь, уж точно не будет. Только… — Худые плечи под мешковатой робой напряглись. Выражение лица Олифа снова сделалось робким, просящим. — Можно, я сперва сам с хозяином познакомлюсь, а уж потом семью свою в замок перевезу?
Благоразумный мужик! Не все его мозги зеленый змей пожрал. На разведку хочет сходить. Удостовериться, что опасности нет. Лично в этом убедиться. Собой рискнуть готов, а любимых бережет.
— Только вы не подумайте, что я вам не верю, — принялся оправдываться Дерганный Ол. — Верю. И благодарен. По гроб жизни обязан буду вам, моим спасительницам. — Он низко поклонился. — До конца своих дней молиться за вас стану летним и зимним духам. Просто хочется не голодранцем к жене и дочке явиться, не в этих нищенских лохмотьях, а нормальным мужиком, достойным, с работой, в зеленой ливрее кучера с золотистыми галунами. Чтоб сидел я на козлах богатого экипажа, а на груди — нашивка с графским гербом. Чтоб увидели меня мои и снова мной загордились.
Вот как. Впечатление на любимых захотел произвести, вырасти в их глазах. Наверняка уже рисовал в мечтах, как приедет за своей семьей в Менморт на карете, весь разодетый, отмытый, благополучный. Эдакий рыцарь в сияющих доспехах.
Разве могла я отказать страдальцу в такой слабости? Пусть покрасуется перед женой и дочкой, предстанет перед ними спасителем. Не жалким босяком, которого по счастливой случайности вместе с семьей забрали в господский дом, а мужчиной, что сам сумел найти работу и вытащить семью из нищеты. Пусть любимые в него верят.
С мистером Мортом мы все обсудили и обо всем договорились. Довольный без меры, он даже одолжил нам экипаж, чтобы мы не искали общественную повозку и не шли пешком. От Менморта до центра Ниена было далеко, а до конюшни седовласого разводчика еще дальше. Даже не знаю, как бы мы добирались до цели без любезной помощи управляющего.
— Скоро пересядем в свою карету, — шепнула я Люсиль, любуясь зимними пейзажами за окном. — Скоро мы с тобой будем на колесах. Даже не верится.
Моя спутница улыбнулась. Покинув неприветливые стены Менморта, она заметно расслабилась. Мне тоже задышалось легче и свободнее.
— И дела будут быстрее делаться, — добавила я, взглянув на темнеющее небо. — А то пока в одно место съездишь, пока в другое — и день закончился.
Ранние зимние сумерки уже спускались на землю, но у нас еще оставалось немного времени до полной темноты.
Мы забрали свои покупки. Надо было видеть, с каким благоговением мистер Олиф запрягал лошадей, с какой гордостью устраивался на козлах экипажа. У него аж руки дрожали от радости и волнения! Сразу стало ясно: свою работу он любил и был счастлив к ней вернуться. А то ж! Управлять шикарной каретой в красивой униформе графского слуги куда приятнее и почетнее, нежели молоть протухшие кости животных на удобрения в грязном и вонючем цеху работного дома.
Пересев в собственный экипаж, мы отправились в центр города, где торговых лавок и таверн было в изобилии. Для начала утолили голод в «Жареном гусе». При виде еды — настоящей, жирной, питательной, а не тех отбросов, что давали в Менморте, — блеклые глаза бедняги Олифа до краев наполнились счастьем. Он ел жадно, словно боялся, что тарелка перед ним в любой момент может исчезнуть.
После ужина мы посетили салон готового платья, где купили Дерганному Олу зеленую кучерскую ливрею. Да, с золотистыми галунами, как он и мечтал. Когда мистер Олиф переоделся в обновку, вид у него стал еще более важный, плечи расправились, а потухшие глаза вдруг заблестели ярко-ярко.
Поднялся человек с колен, вернул самоуважение и совсем по-другому стал выглядеть.
Фонарщики уже вышли на работу — зажигать огни, так что оставшиеся дела, а их было немерено, я с большим недовольством отложила на следующий день. Перед тем как вернуться в Блэквуд, мы заехали в овощную лавку за продуктами к ужину. Сами-то мы поели, а хозяин наш оставался голодным.
