Вот так во дворе обычного частного дома, где проживала ничем не примечательная советская семья — мама, папа, сын и кот с собакой, — вдруг вспухла вот такая напряжённая ситуация. И ведь не скажешь, что, мол, на пустом месте и что ничего не предвещало. Нет, в нашем деле всякое бывает и чего только не случается. Но именно вот такое, конечно, редко.

Все застыли на месте: и Серёгины папа с мамой, прижавшие к себе самого Серёгу, и его громоздкая ненастоящая бабушка, и настоящий, опирающийся на клюшку «Аврора» растрёпанный бородатый дед, и физрук в красном своём спортивном костюме, и школьная официальная директриса, и не успевшие разбежаться самые смелые из японцев… А ещё генсек Брежнев с председателем КГБ Андроповым — и их воинства из фальшивых комитетчиков и псевдо-милиционеров. И хоть были те работники силовых ведомств не настоящие, но что там притаилось у них в кобурах и под пиджаками — ещё бог весть. С этими фантомами только и жди сюрпризов, а уж про инопланетян и говорить излишне.

Нет, боевыми патронами пулять здесь начнут вряд ли, наши фантомы так уж точно нет, да и за пришельцами таких казусов раньше не водилось. Но спецэффекты и те и другие устроить ещё как могут. Так что я закрыл Серёгу и родителей от греха подальше невидимым силовым куполом, деда тоже, и у забора немного протянул, чтобы не поранило, не дай бог, какого-нибудь не в меру любопытного балбеса.

А напряжённый миг всё длился и длился. И когда тревога зазвенела не слышной, но ощутимой кожей и какими-то особо чувствительными внутренними органами струной, из воздуха и взаимодействия света и тени соткалась вдруг новая фигура.

Стоящий теперь посреди двора человек в долгополом плаще и шляпе, модной лет тридцать назад, осмотрел собравшуюся здесь разношёрстную компанию. Его редкого вида очки, которые называются ещё пенсне, со значением сверкнули. И от пристального и зловещего взгляда человека, и от недоброго этого сверкания очковых стёкол всё во дворе замерло и как будто съёжилось. Ничего себе, подумал я. Сегодня праздник у ребят, ликует пионерия, сегодня в гости к нам пришёл… Вот он самый и пришёл.

Пугающий шляпный человек прошёлся по двору, и только скрип его туфель раздавался в застывшей тишине. Все отступали с его пути и прятали глаза.

Человек зубасто улыбнулся. Шагнул к высокому японцу, всмотрелся в затрепетавшее плоское лицо, похлопал того по щеке.

— Что, прищурились? И правильно сделали.

И действительно, прищурились, причём не только и не столько японцы. Укрылись за козырьками своих фуражек милиционеры, старательно рассматривали землю под ногами комитетчики. Очки главы КГБ стали вдруг непрозрачными, дорогой Леонид Ильич по-черепашьи втянул голову в увешанный орденами пиджак, остальные просто застыли в немом ужасе.

Жуткий человек из прошлого шагнул к человеку Андропову, рванул у того из рук игру хоккей:

— Ну-ка, дай сюда!

Председатель КГБ вздрогнул и сжал губы, но перечить человеку в зловещем пенсне не посмел.

— Пожалуйста, Лаврентий Палыч…

А человек в пенсне, плаще и шляпе заглянул в коробку, задумчиво кивнул и пошагал с ней куда-то вглубь двора.

Да, тут Федя сработал чётко, вопросов нет. Хоть и в своём стиле, не без хронологического ляпа — зато как удачно всё получилось. У этого, в пенсне, игру хоккей теперь точно никто не отберёт.

Настроенный на мою мыслительную волну Федя услышал мои рассуждения. И надтреснутым и охрипшим мысленным шепотом сообщил:

— Никит… А это не мой… Я думал, это ты его запустил…

Чего-о?.. Вот это, блин, поворот!

А человек в шляпе и пенсне — с игрой хоккей под мышкой! — уже миновал площадку между домом и флигелем, где все и толпились, и уверенной неспешной походкой направлялся теперь в смородино-малиновые заросли.

Ну, нет! Врёшь, не уйдёшь.

Я вскинул палец, дав команду на двойную дозу заморозки. Прицелился. И… И не успел.

Когда человек в шляпе… На самом деле, конечно, не человек, а очень качественно выполненный фантом или же гениально перевоплотившийся пришелец. Так вот, когда этот, в шляпе и пенсне, шествовал мимо последнего из собравшейся во дворе гоп-компании — а именно Серёгиного деда, — тот вдруг скорчил зверскую гримасу, размахнулся и — н-на! — долбанул проходящего своей клюшкой-«Авророй» по голове. Очень качественно, надо сказать, приложил, прямо по красивой и широкополой его шляпе.

Фигура в плаще как топала по дорожке, так на неё и грохнулась. Только примятая шляпа покатилась дальше, к смородиновым кустам. А коробка с игрой хоккей не покатилась, она ведь прямоугольная, почти плоская и катиться не приспособлена. Так что она просто шлёпнулась на землю и осталась там лежать.

— Вот так! — помахал дед в воздухе клюшкой «Аврора». — А то, смотри, расходился тут…

Он, хромая, притопал к коробке с игрой, медленно за ней наклонился и подобрал.

— У меня пока побудет, — строго объявил дед остальным. — Хорошая, видать, вещь, раз из-за неё такое тут устроили.

Вроде всё было очевидно, но я на всякий случай попросил Федю деда этого проверить. «Дед настоящий, человеческий, — сообщил Фёдор через пару секунд. — Из мяса и костей».

И с советским духом внутри, добавил я про себя.

А дедуган тем временем проковылял к углу дома и окинул всё сборище сердитым взглядом.

— Нет, но кто-нибудь может мне объяснить, что за катавасия здесь творится? — хрипло и сварливо вскричал он.

Острая борода его топорщилась, как растрёпанная высохшая трава.

— Народу постоянно полон двор, всё бродят, снуют туда-сюда… Милиция, опять же. Свинья за забором намедни сбесилась, крушила там что-то. Эти вон, из телевизора, припёрлись — чего им тут, спрашивается, надо? Какие-то киргизы в пиджаках, — он исподлобья уставился на притихшего ссутулившегося японца, — по огороду бегают… А псина наша второй день молчит и в одну точку смотрит.

Точно — собака… Вот блин! И как это я так умудрился, пульнул в неё конской дозой заморозки — а потом забыл.

Я поскорее навёл палец и разморозил бедного пса. Собака Рейган отмерла, сердито на меня посмотрела и, позвякивая цепью, скрылась в будке.

— А этот, — продолжая свою речь, дедуган