— Статья Конституции, — дополнил Шекспир.
— Перевожу с магического на джон-сноуский, — широко улыбаясь, начал старший, — Говорит, что имеет право не свидетельствовать против себя.
— А опера сейчас жуликов ещё пытают? — спросил я у экипажа, решив, что кто такие джон-сноу я узнаю сам.
— Не, с шестнадцатого века перестали, — ответил мне Лаечко. — Сейчас в почёте аргументированное давление доказательных фактов, а не резиновая палка в презервативе.
— Фу, мерзость. Давайте не перед обедом! — взмолился Дима, начиная движение в сторону РОВД.
У РОВД было много машин и Дима остановился на проезжей части, А мы с Лаечко пошли внутрь. Дежурный у входа, увидев наши боевые лица и «гостя» спросил:
— Откуда Гендальфа ведёте?
— Там три месяца назад кража была, вот по ней подозреваемый. — произнёс старший, — Опера уже ждут.
— Как вы его взяли? У него что мана закончилась? — усмехнулся старший сержант, помощник дежурного.
— Я со вчерашнего дня под зельями антимагическими. — отшутился Лаечко.
Шекспира сдали в дежурную часть, написав рапорт в двух экземплярах «о доставлении» получив на него роспись и дату. Не успели мы закончить с ним, как за волшебником спустились опера. Поблагодарив нас, посетовав что если бы не мы, то на «череп» только к вечеру бы успели, а так, большую — полезную работу сделали.
Выйдя из РОВД Лаечко достал телефон.
Я наблюдал, как он коротко и ясно доложил подробности работы: что задержанный доставлен, пометки на бумагах взяты. Далее следовала пауза и кивок. И вернувшись в машину он взялся за рацию.
— Казанка — 305-му?
— Жалуйся. — было ему ответом. Не по правилам радио эфира, но дежурные тоже люди.
— Можно на обед?
— Убывайте! Время 14.40. Приятного аппетита! — ответил дежурный, в его голосе слышалась лёгкость.
В этом полицейском, а по сути всё ещё ментовском мире, не было армейской квадратности вроде «можно Машку за ляшку, а у нас разрешите». Люди служили, словно работали — носили погоны, но вели себя по-граждански, и это подкупало, позволяя работать с душой, а не в рамках.
Меня завезли на обед прямо к магазину у дома, где я ещё вчера покупал Лёхе Иванову пиво. Машина плавно остановилась у тротуара.
— В 15.30 будь на связи, — произнёс Лаечко.
Я кивнув посмотрел на свой мобильный, который показывал 14.25, дежурный добавил нам 15 минут, чтобы мы успели поесть как люди. И зайдя в магазин, я на мгновение застыл, думая что именно составит мне мой обеденный рацион.
Полки ломились от изобилия, немыслимого в 1995 году. Пакетированные салаты в вакуумной упаковке, суши-сеты, готовые блюда в контейнерах — всё это можно было просто разогреть в микроволновке, стоявшей тут же. Я взял курицу-гриль с гречкой и банку какого-то нового, незнакомого мне энергетика. У кассы заметил стойку с вейпами — электронные сигареты, о которых в моё время и не слышали. Очередная дрянь, чтобы травить людей, теперь еще и электрическая. Пока ждал очередь на кассе, наблюдал, как девушка передо мной расплачивается телефоном, просто поднеся его к терминалу. Безналичный расчёт? В мои годы о таком можно было только в фантастических романах прочесть.
Расплатившись и прибыв в квартиру, которая сейчас очевидно пустовала, я воспользовался микроволновой печью, а вспомнив, что у нас нет телевизора, сел за Лёхин компьютер, включив его и открыв браузер, быстренько вбил строку: «Новости России с 1995 года по сегодняшний день, коротко!»
Я щёлкнул мышью, и на экране поплыла лента истории, словно живая память страны, которую я пропустил. И, погрузившись в текст, я впитывал строки. Как после моей гибели страна жила дальше. Как наступил конец 90-х. Как рухнувшие надежды сменились медленным, мучительным выздоровлением. Люди, которых я когда-то знал, наверное, стояли в очередях уже не за дефицитом, а за первыми сотовыми телефонами — кирпичами «Нокии».
Нулевые читались, словно фантастический роман. Цифровизация, взрыв интернета. Россия, которую я оставил с «Калашниковым» в руках, теперь спорила о кибербезопасности и создавала свои соцсети. Санкции, напряжённость… Я видел лица новых политиков — они были моложе меня.
Далее был гиперзвук, беспилотники по всему миру, снова войны в бывших Советских республиках и родная страна, которая вовремя везде вмешивалась. Сберегшая всех своих соседей от оранжевых переворотов. Трагедия, случившаяся в Чечне, более не повторилась. Хотя коллективный Запад делал всё, чтобы полыхнуло, и слава Богу, и спецслужбам, что не полыхнуло.
Далее была пандемия. «Спутник V». Выход из ВОЗ. Я пытался представить масштаб, но в голове всплывали лишь палатки с вакциной и запах спирта.
Сейчас же везде преобладал искусственный интеллект, цифровые паспорта, частные клиники, единые базы и государственные услуги. Всё это плавно вплеталось в мою законсервированную память с «сухпаями», рыком БТРов и хрустом печенья «Юбилейное» в казармах и ПВД.
Я откинулся от монитора. Гречка с курицей в микроволновке внезапно показалась самым реальным, что было у меня в этом мире. Последняя нить. Всё, что произошло после декабря 94-го, было уже историей, написанной кем-то другим. Я был призраком, читающим собственную эпитафию на могиле целой эпохи.
— 705, 305-му! — вдруг выдала рация…
Глава 12
Петля для мусора
И, взглянув на время, я понял, что мой обед уже пролетел. Словно те 30 лет, в забытьи между Чечнёй и залом «Сигнал» в Златоводской области. А мой обед был мной благополучно съеден, обглодана курица и подчищенна гречка, энергетик выпит до половины и всё это сделано незаметно для сознания, под чарами быстрого интернета.
Ответив 305-му, что я на связи, и получив короткое «выходи», я накинул на себя форму, которую при входе домой стянул с себя для удобства отдыха.
Мой мусор в виде кости и пластиковой посуды должен был отправиться в мусорное ведро, но каково было моё удивление, что под раковиной внутри ведра был вставлен чёрный пакет. Память Славы Кузнецова начала делиться со мной картинками, что пластиковые мусорные пакеты сейчас везде и уже никто не выносит мусор, возвращая ведро, а просто выбрасывает завязанный пакет. Как тот, который мешал мне ловить мага на лестнице в общаге.
Удобно, конечно, не надо возвращаться назад, заносить ведро, не надо его мыть по приходу, или зимой загребать снегом, избавляясь от вони, а как известно, кухонный мусор самый вонючий. И, выбросив пластик и куриную кость, я завязал мусорный пакет на узел, потом подумал и завязал еще два, но ближе к концам, получив петлю для носки пакета. И, помыв руки, я взял груз за петлю и вышел из квартиры, закрыв входную дверь на ключ и подёргав для верности рукоять.
После обеда бы поспать, мелькнула у меня мысль, но, видимо, не в этой жизни. Подкрутив ручку громкости у рации, чтобы та не орала в подъезде, я двинулся вниз. В общем и целом моя сегодняшняя служба казалась мне достаточно сносной: поохранял квартиру, совершил два задержания, побегал с вещдоками. Собственно, делал всё, что и должен делать третий группы задержания. Эфир был почти стерильно чист, совсем не похоже на мои 90-е, хотя ещё не вечер и сегодня не праздник, это в праздники из людей под воздействием алкоголя начинает лезть нечистая сила.
— Привет, — поздоровалась со мной входящая рыжеволосая женщина лет тридцати, и я на секунду задержал на ней взгляд. Это был не будничный привет от соседки, мы остановились у самого выхода из подъезда.
Она была одета строго, даже аскетично: темно-синие штаны из немнущейся ткани и такая же лёгкая куртка, безукоризненно белая сорочка под ней. Никакого макияжа, никаких украшений. Но строгость облика лишь подчеркивала ее особенную, колючую красоту. Лицо с резковатыми, но тонкими чертами, высокими скулами и упрямым подбородком. Медные, густые вьющиеся волосы. Из-под прядей непослушных волос чуть оттопыривались уши, что придавало ее суровому лицу неожиданную, почти детскую уязвимость. Но в ее зелёных, ясных глазах не было ничего детского. Они оценивающе скользнули по мне, по мусорному пакету в моей руке, и в них мелькнуло легкое, почти профессиональное одобрение — видимо, к безупречности во всем, даже в выносе мусора, она относилась с пониманием. Фигурой она не блистала, я бы назвал её обычной, не спортивная, среднего роста, с небольшой грудью.
