— Я серьёзен.

— Вы издеваетесь⁈ — закричала она и, судя по звуку, вскочила на ноги, ударив по столу. — Сейчас же скажите, что это шутка! Это лишь глупый розыгрыш! Иначе…

Она не знала, что сказать. Раздался вздох старика — он ничего не ответил ей.

— Вы не смеете! — голос её сорвался. — Отец… Мама бы ему никогда не позволила так поступить со мной!

— Ваша матушка Елизавета в курсе изменений. Платон Борисович просил её не вмешиваться.

— Это неправда! Нет! Я не верю! Вы! Вы все! Вы не имеете права ломать мне жизнь вот так! Без объяснений, без разговора!

Она начала метаться по трапезной, опрокидывая стулья.

— Я там училась! Я пахала! Я получила множество заслуг за успешную учёбу! А вы просто… просто забрали всё, как будто я — ноль! Будто я не Стужева вовсе! Ладно этот… Но — я? Вы серьёзно? За что⁈

— Ты и сама прекрасно знаешь.

— Нет! Я понятия не имею, что могла сделать настолько серьёзного, чтобы отец поступил со мной подобным образом!

— Виктор…

— А это здесь причём⁈ Это… это слишком несправедливо! Я ведь порвала с ним! Вы ведь сказали это отцу? Стоп… Что вы вообще ему сказали?

— Правду.

— Нет! — перебила она. — Это клевета! Вы меня оклеветали, я уверена! Отец… он не мог так поступить со мной! Я сейчас же ему всё объясню!

Начались причитания — скорее всего, она набирала отца. Потом недолгая тишина, после которой Мария затараторила:

— Папа, мне нужно с тобой поговорить. Я всё поняла. По поводу Виктора. Я порвала с ним… Но я правда с ним больше не общаюсь! Я вычеркнула его отовсюду. Номера, соцсети, всё! Ты же знаешь, я могу справиться, могу доказать, что я не такая! Он не посмеет больше!.. Но папа, — её голос дрогнул, стал более жалобным. — Только не оставляй меня здесь, пожалуйста. Тамбовская Академия — просто позор. Я только потеряю время!.. Но я же хотела как лучше! Я думала о чести рода! Правда! Этот брак мог бы…

На этот раз она надолго замолчала, пыхтя и пытаясь вставить хоть слово, но, кроме мычания и междометий, ничего так и не сказала.

— Но я же не знала! — похоже, она расплакалась. — Я правда хотела как лучше! Но, папа! Ты мог сказать мне это всё хотя бы в глаза, а не передавая через Аркадия Петровича, слугу рода! Это несправедливо!

Снова недолгая пауза, в конце которой меня аж качнуло от всплеска гнева девушки.

— Да как ты смеешь так поступать со мной! — закричала она с яростью. — Со своей дочерью! С обладателем чистого дара стужи! Алё! Алё!

Я закрыл глаза, представляя её лицо — наверняка красное, искажённое гримасой. То самое, что так часто смотрело на меня с презрением. Я сладко улыбнулся от такой картины.

Похоже, он бросил трубку, о чём неверяще, гораздо более тихим голосом сообщила Мария. Потом, судя по звуку, кинула телефон на пол или ещё куда-то.

— Он больше не берёт трубку, — сказала она сквозь зубы, не скрывая злость и обиду. — Даже не хочет со мной поговорить.

— Не хочет, — согласился Холодов. Я поражался его спокойствию. — Потому что тебе слов уже оказалось недостаточно.

— Но я… я ведь уже всё объяснила! — вскинулась она. — Это же не преступление! Ничего не случилось ведь по итогу! Подумаешь, поддалась чувствам. Но разве у всех в молодости не бывает ошибок?

В очередной раз повисло молчание.

— Ты и правда до сих пор не понимаешь, как рисковала? — голос старика оставался всё таким же спокойным. — Дело ведь не только в твоей девичьей чести, но и чести рода. Кто бы захотел взять тебя в жёны после такого скандала? А твой отец? Разве он мог бы отомстить за позор рода дуэлью? Чтобы потом стало с делами рода? Ты об этом думала? О долгосрочных последствиях своего проступка?

— Я бы… я…

Похоже, она начинала осознавать последствия, которых не произошло. За это и зацепилась:

— Но ничего ведь не случилось, Аркадий Петрович! Я осознала ошибку и порвала все связи с Виктором.

— А он? — его голос резанул, как нож, даже я вздрогнул. Умеет же старик держать характер. — Он бы ни за что не отпустил тебя просто так. Ты задела гордость этого мальчишки. Но если ты исчезнешь на год — возможно, он забудет. Переключится на других. Через год ты станешь скучной и ненужной. Молись об этом. Иначе…

— Что иначе? — тихо проговорила она, но я смог разобрать.

— Это не наказание, Мария. Это возможность. Ты всё ещё можешь вернуться и всё исправить. Но доверие не восстанавливается за одну слезу. Или за одну клятву.

— Я клянусь, что больше с ним ни слова! Я изменилась. Я… — раздались всхлипы. — А если я не смогу проявить себя за этот год? Разве в Тамбове будут подходящие условия?

— В нашем случае в первую очередь важно время. И твоё поведение. Ты должна стать образцовой баронессой Стужевой. Понимаешь?

— И всё же… Это слишком жестоко, вам не кажется?

— Таково слово твоего отца, главы рода. Не мне судить о правильности или жестокости этого решения.

Скрип, быстрые шаги. Я поспешил спрятаться за дверью кухни, откуда также был выход в коридор. Не успел, но это оказалось излишне: Мария бежала вперёд, не разбирая дороги, и смотрела вниз. Ещё и глаза прикрывала — видимо, стирала слёзы. Она взбежала по лестнице и скрылась на втором этаже. Я же остался внизу, физически ощущая, как перекосило моё лицо от самодовольства.

Так тебе и надо, сучка. Думала, такая особенная?

— Алексей! — от внезапно раздавшегося очень близко голоса Аркадия Петровича я аж подпрыгнул на месте, а душа ушла в пятки.

Я посмотрел на старика, но не заметил на его лице осуждения, лишь усталость. Я всё ещё стоял в коридоре, держась за ручку двери в кухню, так и не зайдя в неё.

— Так и знал, что ты всё равно подслушаешь. Идём, нужно обговорить… наши общие дела.

Похоже,