И, в частности, появился резонный вопрос. Если он так сильно хотел свободы, что делал ставку на Андрея, то почему он не сделал этого раньше? Ведь у него было столько времени для того, чтобы договориться с кем-то из Разумовских и тем самым получить желаемое? Такой вывод напрашивался сам собой.

Вариантов ответа у меня тут было ровно два. Первый — он не пытался сделать этого раньше. Второй — он пытался, но его послали. Далеко и надолго. Нет, конечно же, имелись и другие варианты, но… Но сейчас мне в голову шли именно эти два.

И если с первым я пока ничего толкового придумать не мог, то вот второй продолжал крутиться в голове. Почему ему не дали этого сделать? У меня не настолько огромное эго для того, чтобы верить, будто я один такой уникальный Разумовский, с которым он может общаться. Тем более, что его слова касательно Андрея наводили меня на мысли о том, что он действительно мог это делать и с остальными моими родственниками.

И вывод тут напрашивался только один — они ему отказали. Почему? Потому, что его освобождение приведёт к тому, что род лишится своей Реликвии? Вполне себе обоснованный страх, так ведь? И вот тут на сцену выхожу такой вот прекрасный Я. Тот, кому эти магические штуки до одного места. Тот, кто хочет быть «всего лишь» адвокатом.

Готов ли я отказаться от своего дара, если это избавит меня от Зеркального? Я мысленно задал себе этот вопрос и, несмотря на то, что было бы жалко потерять способность читать чужие эмоции, к которой я так привык, не ощутил особого сопротивления этой мысли.

А ведь ещё оставался факт того, что потеряв свою силу я практически моментально лишусь какого-либо интереса со стороны Империи и Меньшикова. И не могу сказать, что такой поворот событий меня сильно расстроит.

То есть, он меня просчитал? Понимает, что я могу согласится на такой вот «обмен». Просто ради того, чтобы дальше спокойно жить и заниматься своими делами без проблем от окружающих.

Но тогда другой вопрос — зачем ему было говорить, что он «оставит силу»? Просто на всякий случай? Если я вдруг взбрыкну и откажусь? Может быть.

Я раздражённо цокнул языком, наблюдая за тем, как освещавшие дорогу фонари проносились мимо.

— Саша, — негромко заговорила Ксюша.

— М-м-м?

— Слушай, у тебя точно всё хорошо? — спросила она осторожно. — А то у тебя такой вид… Слушай, я же волнуюсь и…

— Всё хорошо, Ксюша, — улыбнулся я. — Правда. Просто… Сложный разговор вышел…

— С этим графом? Со Смородиным?

— Ага, с ним, — соврал я и почти смог сдержаться и не поморщиться. Никогда не любил врать сестре и каждый раз меня едва ли не корёжило от мысли, что я это делаю. Но уж лучше так, чем она сейчас будет волноваться о вещах, которые не может понять. Нет. Лучше перевести разговор в другую плоскость. — Лучше расскажи, о чём вы говорили с Минервой, пока нас не было.

— О! — тут же вскинулась она. — Слушай, она удивительная женщина! Столько знает об искусстве! Мы сначала начали с…

Ксюша тут же защебетала, начав перечислять темы разговоров, которые скакали одна к другой с какой-то невероятной скоростью. Да и в голосе её добавилось веселья и лёгкости. Со стороны могло бы показаться, что она полностью забыла о том, что случилось и теперь целиком переключилась на новую линию.

Да только вот тревога и растерянность от случившегося никуда из её души не ушли. Я хорошо это чувствовал. Просто Ксюша засунула её сейчас как можно дальше, выставив на первый план своё «хорошее настроение». Как если бы во всю желала поделиться им со мной. Понимала ведь, что я что-то не договариваю. Она у меня умная, да и меня самого знает, как облупленного. Так что я почти не сомневался в том, что моя маленькая ложь, сказанная ей несколько минут назад, оказалась бесполезной.

Скорее всего, сестра просто понимала, что врать просто так я ей никогда бы не стал. А раз мне пришлось это сделать, значит на то была важная причина.

Оставалось лишь надеяться на то, что это было в последний раз. Именно так, как я каждый раз оправдывался перед самим собой.

На то, чтобы доехать до «Ласточки» у нас ушёл почти час. Припарковав машину во внутреннем дворе здания, я проводил сестру до её комнаты, а потом пошёл к себе.

Заметив моё появление лежащий на постели пёс поднял голову.

— Всё валяешься, да? — устало спросил я и проходя мимо постели погладил его по макушке. — Всё в порядке. Спи.

Пёс несколько раз ударил хвостом по кровати, а затем положил голову обратно и заворочался, устраиваясь поудобнее. Глядя на него я испытал сильное желание взять сейчас и улечься на кровать. Только вот вместо этого пошёл дальше, к столу. Что толку сейчас ложиться в кровать, если состояние такое, что я не то, что спать, я даже глаза закрыть не смогу. Несмотря на усталость мозг продолжал работать, по тридцатому разу прокручивая наш с Зеркальным разговор.

Подойдя к столу я открыл нижний ящик и достал из него небольшой пластиковый контейнер. Открыл его и принялся перебирать пальцами разную мелочевку в поисках нужного предмета. Пальцы сами собой нащупали небольшую флешку. Только вот не ту. Другую, серебристую. Ту, что мне дал Молотов ещё во время нашей с ним поездки в Конфедерацию. Я так и не выкинул её, хотя ни мне, ни Ксюше эта информация была без надобности. Почему? Если честно, то я сам себе не мог дать ответа на этот вопрос.

Да он сейчас значения и не имел. Сейчас для меня важна была другая. Та, которую мне дал Браницкий, и которая с тех пор валялась в этом контейнере.

Пришла пора покопаться в прошлом своей семьи…

Глава 8

— Здравствуйте, ваше сиятельство, — вежливо улыбнулась мне молодая девушка-секретарь. — Его сиятельство просит прощения за задержку. Он будет готов принять вас через несколько минут.

— Всё в порядке, — кивнул я. — Я подожду.

Она этого ни словом, ни выражением на лице не показала и лишь с вежливо кивнула. Но я ощутил облегчение, которое пропитывало её эмоции. Странно. Неужели привыкла к тому, что великосветские гости часто закатывают истерики, стоит им прождать хоть одну лишнюю минуту?

Впрочем,