Он замолчал, нахмурившись, словно пытался вспомнить что-то ещё, а потом добавил:

— Сон всегда заканчивается одинаково… Я умираю.

А вот это уже интересно.

Я тоже видел город и корабль, но моя история обрывалась раньше. Смерти не было. Только пустота. Зейн описал всё в точности как было в том сне. Даже более подробно.

— Ты это кому-нибудь рассказывал? — спросил я. Если этот болтун без раздумий делится такими вещами со мной, абсолютным незнакомцем, то, скорее всего, весь Гримдол был в курсе его истории и снов…

— Да, мэр Итан знал, — кивнул Зейн и снова затараторил. — Шаман тоже, да и вообще многие. Боб вот знал. К нам тут торговец заявлялся от церковников, хотел какой-то ритуал со мной провести, но мэр его нахер послал и сказал, что, если им так надо, пусть сами приходят. Он их терпеть не может, там явно что-то личное. Да и весь город тоже. А потом ещё и связь отключил, портал не открывал — мол, пусть ножками прогуляются.

Значит, мэр не поверил торговцу, что Зейн может быть Врагом? Я слишком мало знаю о Первом Слое и том, что тут происходит, совершенно неожиданно, оказывается, что на многие вещи в другом городе смотрят совершенно не так как люди Прешбурга, которые с церковниками общались, пусть и сквозь зубы. Я так и не узнал, чем они насолили, если быть точнее, никто не дал мне толкового объяснения. А тут целый мэр города попер против. А если он союзник Врага, тайный? Могли тут такие быть? Почему бы и нет.

Тогда вражда с церковниками многое объясняет, но это лишь догадки. Настоящая причина может быть совсем другой. Но какова она, если даже возможность возрождения безымянного Врага не впечатлила его настолько, что он предпочёл насолить церковникам, вместо того чтобы прислушаться?

Я вздохнул. Оставалось надеяться, что гоблины всё-таки не чувствуют местоположение новичков, и мы сможем дождаться мэра. Было бы неплохо задать ему пару вопросов…

— Пошли ближе к Разлому, — сказал я. — Будем держаться на пару метров от края, чтобы в случае чего быстро скрыться.

До появления гоблинов мы просидели у входа в Разлом около двух часов, внимательно изучая все возможные пути их подхода.

И они пришли.

— Идут! — крикнул Зейн, указывая в сторону Города. — Чё-то их там многовато…

— Уходим, — скомандовал я, оценивая количество. Гоблинов было не просто много, а даже слишком, против двоих людей. К нам на всех порах спешило как минимум две тысячи гадов. Чуют гиены. Чуют.

Мы прыгнули в Разлом и снова оказались в его сером, безжизненном городе.

Значит, это правда — гоблины знают, где находится новичок, но при этом не чувствуют меня. Я невольно потянулся к амулету на шее, провёл пальцами по холодному металлу.

Кто же вы такие, Падшие? Этот вопрос не давал мне покоя, засев где-то на грани сознания, словно назойливая заноза.

Как я умудрился найти сразу два револьвера? Совпадение? Вряд ли. Это была загадка, и разгадка, похоже, пряталась где-то за пределами того, что я мог понять.

Когда тот труп позволил собрать с себя ресурсы, я решил, что он — это я, но вдруг всё немного по-другому работает, есть что-то такое, что позволяет забирать всё ценное с мертвеца, независимо от того, является он твоей ранней копией или нет? Мар говорил, что категорически нет, Шам подтвердил. Ведь мы и у Таруха могли забрать перед смертью всё. Но Мар это не сделал, даже не попытался. Я чувствовал, что в этом кроется что-то важное, что-то, что может объяснить, как всё здесь устроено…

Но где искать ответ? У меня не было ни малейшего понятия.

Оставался единственный путь — идти наверх. И я повторял себе это снова и снова, каждый раз, когда метался в мыслях, пытаясь разобраться что и почему тут происходит. Кто я?

— Будем выходить с другой стороны, — сказал я Зейну. — Тут есть ещё два выхода примерно на одном расстоянии. В Прешбург идти не вариант. Нужно связаться с церковниками и запросить помощь. Или хотя бы инструкции, что делать дальше…

Пока мы ждали гоблинов, я не рискнул пользоваться артефактом Рубора. Кто знает, сколько внимания он потребует и насколько отвлечёт меня от наблюдения за окрестностями? Рисковать не стоило.

К тому же в Разломе он всё равно не работал, так что ближайший сеанс связи возможен только после выхода в нормальный мир.

Зейн внимательно посмотрел на меня.

— Ты им доверяешь? — Зейн посмотрел на меня с явным сомнением. — Мне всякое рассказывали. Тут где-то есть большие города, и говорят, что церковники защищали их, а Гримдол просто бросили. Мол, выживайте сами. А ещё цены задрали — на оружие, на патроны. Тут их никто не любил.

Он замолчал на секунду, потом добавил:

— Говорят, они людей сжигают, как инквизиция, прикинь? А ещё, что они мутанты. Что у них хвосты есть. И типа, чем главнее церковник, тем больше у него хвостов.

Зейн заметил мой скептический взгляд и торопливо махнул рукой:

— Не, ты так не смотри, я понимаю, что брешут. Но и на пустом месте такие вещи не говорят, особенно если весь город их ненавидит. Значит, за дело. Или я не прав? Они ведь никому не помогали.

— Пятеро из них пожертвовали жизнью, чтобы я и группа гражданских выжили, — кивнул я, озвучивая факт того, что церковники не пожалели себя ради людей. — Думаю, это достаточно веский повод хотя бы попытаться им поверить.

Надеюсь, нам хватит припасов…

До ближайшего выхода было идти немало, и мы двинулись в путь. Передвигаться по мёртвому городу было жутковато, но не так страшно, как если бы я делал это в одиночку. Зейн, хоть и раздражал своей болтовнёй, всё же разбавлял давящую тишину.

Мы шли осторожно, без спешки, стараясь не шуметь. Казалось, путь до выхода займёт больше времени, чем показывала моя способность — видимо, она ориентировалась на прогулочный шаг, а не на осторожное передвижение по потенциально опасной территории.

Неприятности начались буквально через час.

Краем глаза я уловил движение за одним из домов. Не раздумывая, пихнул Зейна в сторону, и мы молча рухнули за бетонную плиту, коих здесь было немало.

Затаились, прислушиваясь.

— Что там? — прошипел Зейн мне на ухо.

Я лишь покачал головой и осторожно выглянул из-за плиты, пытаясь разглядеть хоть что-то.

Некоторое время ничего не происходило, но затем из-за здания, где я заметил движение, вышла… собака.

Ну, как собака.

Когда-то это существо явно было псом, но теперь превратилось