Максим извлёк из ножен кинжал, которым ещё в свой первый год службы обзавёлся в дополнение к палашу. Голова трупа, смятая, как банка из-под газировки, почти потеряла форму, но рот угадывался — по стиснутым с силой зубам. Осторожно просунув между ними лезвие, парень чуть нажал, и рот открылся. На землю выкатился неровный бугристый камушек, похожий на золотой самородок.

— Не трогайте! — предупредил чернокнижник, хотя Макс и сам не собирался хвататься за неожиданную находку.

— Что это?

Вместо ответа Фауст, достав из-под мантии собственный нож — Резанов с удивлением узнал кривую арабскую джамбию, сплошь покрытую серебряной вязью — нагнулся и с силой чиркнул по самородку. Из-под лезвия брызнули искры, а в воздухе ощутимо запахло чесноком. Презрительно хмыкнув, чернокнижник подобрал пустой ларец, концом клинка закатил туда находку и закрыл крышку. Потом несколько раз по рукоять загнал нож во влажную землю. Максим, всё ещё сидевший на корточках с кинжалом в руке, повторил за Фаустом эту импровизированную чистку.

— Золото дураков, — пояснил мэтр, беря в руки ларец. — Ваш оппонент, паны стражники, не лишён чувства юмора.

— Чтоб ему пусто было с таким юмором, — проворчал Шустал.

— Может быть, ещё раз вызвать духа? — предложил Максим. — Теперь, когда во рту ничего нет.

Фауст покачал головой:

— Это ничего не даст. Все последующие вызывания будут лишь ослаблять его, а внятность рассказа будет снижаться. Она и сейчас уже оставляет желать лучшего. Похоже, тот, кто призывал дух в первый раз, не исключал возможности, что тело вторично подвергнут некромантии.

— Меня такая дальновидность совершенно не радует, — мрачно заметил капрал-адъютант.

— И не должна. Но это уже не моя забота.

— Что всё-таки удалось узнать?

— Я видел Староместскую площадь, ту сторону, что ближе к Тыну, с лавками зеленщиков, мясников, пекарней и трактиром. Видел руины какого-то храма, но толком не разобрал, какого. И ещё хибарки над рекой — кажется, это был Подскали. Всё.

— И как нам это должно помочь? — хмуро поинтересовался Чех. Фауст развёл руками:

— Чем богат. Вы намерены похоронить бедолагу здесь же, или потащите в Прагу?

— Думаю, лучше будет оставить его здесь, — заметил Максим. — Только нужно вырыть нормальную могилу.

— Славно. И это, — чернокнижник приподнял ларец, — похороним там же.

Спустя полчаса под валуном появилась яма метра в полтора глубиной, которую вырыли два капрала. Пан Чех тем временем притащил целую охапку ивняка, которым и выстлал импровизированную могилу. Втроём они осторожно опустили туда перекрученное тело, потом ординарец установил в ногах трупа переданную Фаустом шкатулку.

— Оно опасно? — поинтересовался Макс.

— Золото дураков? Ну, в лаборатории с ним следует работать осторожно…

— Я не об этом.

— А, вы про нашего шутника. Полагаю, что нет. Оно уже своё дело сделало. Хотя кто знает.

Седоусый Войтех достал из сумки на поясе кожаный мешочек и, развязав тесёмки, зачерпнул из мешочка горсть чего-то, что Максим поначалу принял за сероватый порошок. И только в следующее мгновение Резанов понял, что это земля.

— Я бы не… — предостерегающе начал было Фауст, но пан Чех уже вытянул руку над ямой.

Едва первые крупицы освящённой — как сообразил Макс — земли коснулись тела и ларца, как что-то глухо ухнуло, а в низину, до того тихую, ворвался шквалистый ветер с реки. Ледяной порыв обжёг кожу на лицах, сыпанул в глаза палыми листьями, застучал друг о друга ветвями окружающих деревьев.

Заскрежетало, и Максим увидел, как ларец, мелко вибрируя, перекашивается на один бок, а тело в могиле начинает медленно вращаться, словно насаженное на невидимый вертел.

— Да сыпьте же, заканчивайте! — заорал Фауст опешившему ординарцу.

Тот послушно продолжил чертить землёй крест поверх трупа.

Снова налетел ветер, из ямы теперь доносились глухие удары, будто где-то там, под толщей грунта, кто-то прорубал себе путь на поверхность. Пан Чех забормотал молитву, Иржи перекрестился.

Максим, закрыв глаза, попытался вызвать в памяти уже основательно забытый образ из далёкого детства: сонный маленький храм в деревне, где жили дед и бабушка. Заброшенный, с наполовину облупившимися и осыпавшимися фресками, с ободранной с куполов позолоченной медью и чёрными, проржавевшими крестами. Храм стоял на взгорке, над селом, и утреннее солнце высвечивало мощные стены из красного кирпича, побитые и выкрошенные, в следах давно прошедшей войны — однако всё ещё не сдающиеся времени и непогоде. Макс однажды забрёл туда спозаранку, и помнил, как заворожило его зрелище восхода, когда через пробитую в алтарной стене дыру вдруг хлынули потоки солнечного света.

Этот свет капрал-адъютант постарался сейчас представить себе во всех подробностях — а затем разом, будто сдвинув заслонку и открыв путь водному потоку, направил его внутрь могильной ямы.

Последовавший за этим грохот походил на выстрел из пушки. Ветер, круживший и завывавший в низине, в мгновение ока превратился в упругий хлыст, который сшиб с ног всех четверых — и разом всё стихло. Мужчины поднимались на ноги, тряся головами, со звоном в ушах. Фауст, первым заглянувший в яму, хмыкнул и с хитрым блеском в глазах покосился на Резанова. Тот шагнул к могиле: ларец по-прежнему стоял в ногах трупа, но теперь выглядел так, словно попал под тяжёлый пресс. Тело же, хоть и по-прежнему изломанное и избитое, вернуло себе нормальное расположение конечностей. Руки и ноги расслаблено вытянулись вдоль туловища, голова откинулась на ивовых ветвях, а единственный уцелевший и оставшийся на положенном месте глаз был спокойно закрыт.

— Думаю, можно закапывать, — одобрил чернокнижник. Максим и Иржи снова взялись за лопаты.

Когда над могилой появился холмик свежей земли, Фауст опять достал свою чёрную свечу, повторил уже знакомые капралу-адъютанту манипуляции и принялся водить зелёным огоньком по поверхности валуна. Копоть пламени сложилась на камне в три буквы: R. I. P. Максу подумалось, что, с большой вероятностью, эту надпись, в отличие от копоти обычных свечей, не смогут смыть никакие дожди.

—