Сашку с собой взял, повлиять на известный мне ход истории? 
На первый взгляд известный мне ход истории вряд ли зависит от исхода разборок двух группировок люберецких гопников за гаражами, но если с моим участием дело будет иметь какой-то другой, отличающийся от предполагаемого исход, то это может стать тем самым снежком, который запустит целую лавину изменений. Допустим, Тимуру там должны были проломить голову обломком кирпича, а теперь не проломят, отчего его карьера на криминальном поприще сложится по-другому. Без проломленной головы он станет менее осмотрительным, заработает репутацию отморозка, займется большим бизнесом, а потом уйдет в политику и поддержит на выборах не того кандидата…
 С другой стороны, тут может вообще никаких изменений не быть. Ну потому что Тимур мог прийти с этой просьбой и к предыдущей версии Василия, а мы ведь с ним довольно похожи, до полного смешения, так сказать, и он бы другу детства тоже не отказал. Тем более, что они с ним реально были знакомы, в отличие от меня.
 Возможно, таким же образом он бы и Сашку с собой прихватил, и на самом деле я делаю ровно то, что он сделал бы и сам.
 От этой мысли мне на какой-то миг даже стало нехорошо. Что если у меня вообще нет никакой свободы воли, а только ее иллюзия, и я обречен двигаться в той колее, что проложена моим предшественником, его прошлым и принятым им решениями?
 Не, конечно же, это бред. Ведь он, кем бы он ни был, это он.
 А я — это я.
 Мы приехали на место, и я припарковал «ласточку» рядом с «копейкой» Тимура. Соратники Тимура, а их было всего двое, паслись неподалеку. А ведь он говорил, что без меня их должно быть шестеро… То есть, вдвое больше.
 — Здоров, Чапай, — сказал Тимур, когда я вышел из-за руля.
 — Здоровей видали, — машинально ответил я. — А где остальные орлы?
 Тимур скривил рожу.
 — Они не смогли. Обстоятельства, все такое. Чувствую, серьезный разговор с ними предстоит, но это потом, на разборе полетов… Черт, как-то очень неудачно все складывается. Ну, хоть ты приехал.
 — Угу, — сказал я.
 И тут он заметил Сашку, которого в принципе трудно не заметить. Особенно когда он вылезает из машины, оглушительно шурша своим дождевиком.
 — А это кто?
 — Сосед, — сказал я. На мой взгляд, в его положении надо тихо радоваться, а не какие-то вопросы задавать.
 — Ровный пацан?
 — Ровный, — поручился я за Сашку. Он, конечно, со странностями, но вроде бы ровный. Ну, насколько я могу судить.
 — Сашка, — ему наконец-то удалось выковырять себя из «восьмерки», и он протянул руку Тимуру.
 — Тимур.
 — Небольшая у тебя команда, — сказал Сашка. — А когда Квакин подвалит?
 — Кто? — не понял Тимур.
 — Ну, Мишка Квакин, — сказал Сашка. — Ты что, книжку не читал, что ли?
 Тимур отмахнулся. Книжку он, конечно же, читал, да и кино наверняка смотрел, но сейчас ему было не до того. Восемьдесят девятый год, лихие девяностые еще не наступили и подобные терки еще не стали обыденным явлением даже для уличных пацанов. По сути, где-то сейчас эта культура только начала зарождаться, и неудивительно, что стоящий у ее истоков Тимур немного нервничал.
 Его сегодняшние оппоненты подвалили на трех машинах, в каждой из которых сидело по четыре человека. Двенадцать, получается.
 Двенадцать против пяти.
 Вечер резко перестал быть томным.
 Они встали метрах в десяти от нас, заглушили движки и повылазили на свежий воздух. Все прибывшие были парнями довольно крепкими, одетыми в спортивное, а значит, не стесняющее движений в драке, я разглядел на руках пару уже готовых к бою кастетов. Чуваки выстроились перед своими машинами в линию, а потом один из них двинулся к нам. Тимур пошел ему навстречу.
 — Мне уже можно принимать грозный вид? — поинтересовался Сашка.
 — Да, пора.
 Он набычился и упер руки в бока. На мой взгляд, это не сделало его еще более грозным, но чем бы дитя ни тешилось… Я оперся о капот своей машины и стал думать, успею ли добежать до багажника, когда оно начнется, или мне придется справляться без Клавдии. А какого, собственно говоря, черта?
 Я дошел до багажника, демонстративно извлек из него Клавдию (она легла в руку, как родная), и вернулся на место, легонько постукивая ей по ноге.
 — А мы уже дошли до той стадии, когда можно демонстрировать оружие? — осведомился Сашка. — Это потому, что их больше, да? А это нормально, что их, сука, больше? Это вообще по-честному?
 — Здесь не олимпийские игры, — объяснил я. — И если дойдет до дела, победы по очкам не будет.
 — Мне это нравится, — сказал Сашка. — Значит, валить надо наглухо?
 — Не переусердствуй, — сказал я. — Трупы закапывать никто не хочет.
 — Да я тоже не хочу, — сказал Сашка. — Кому вообще надо потеть, в земле пачкаться? Да и лопаты у меня с собой нет.
 Тимур и «Квакин» встретились на половине разделяющего наши группировки расстояния и принялись о чем-то беседовать. Говорили они негромко, а под ухом у меня продолжал гундеть Сашка, так что я понятия не имел, что они там обсуждают.
 Первые несколько минут, а потом они перешли на повышенные тона, и Тимур подозвал к себе одного из своих соратников. Видимо, это и был потерпевший.
 — Давай по фактам, — сказал ему «Квакин». — Ты бабки занимал?
 — Занимал. Но, во-первых, там было сильно меньше…
 — Это проценты, — сказал «Квакин».
 — Не до хрена ли процентов? — вежливо осведомился Тимур.
 — Так мы и не касса взаимопомощи, — сказал «Квакин». — Там проценты и наша доля.
 — А ваша доля за что?
 — За беспокойство.
 — Не до хрена ли беспокойства?
 — Это кто как свое время оценивает, — сказал «Квакин». Он был спокоен и уверен в себе, потому что их было вдвое больше.
 — … а во-вторых, я уже все вернул, — сказал потерпевший.
 — Да ну? А у меня есть расписка, которая говорит об обратном.
 — Так они мне расписку не отдали, — заявил потерпевший. — Сказали, что порвут. Я хотел, чтобы они на моих глазах ее порвали, но они сказали, что пацанам на слово верят…
 Картина стала для меня чуть понятней. Это был «кидок», и бумажка,