Я только успела включить лампу и открыть каталожный ящик, как в отдел вошла Елена Ивановна. Заведующая библиотекой обычно поднималась к нам редко — разве что когда приезжали проверяющие из министерства. Но сегодня выражение ее лица не предвещало ничего хорошего.

— Собирайтесь все, — сказала она, не поздоровавшись. — Нужно поговорить.

В отделе работало всего четверо: я, моя коллега Анна Петровна — женщина предпенсионного возраста, которая знала историю каждой книги в коллекции, молодой аспирант Саша, подрабатывающий у нас на полставки, и техник Иван Михайлович.

Мы собрались вокруг моего стола, и Елена Ивановна, не делая попыток смягчить удар, произнесла:

— Отдел редких книг закрывается с конца месяца. Решение принято администрацией в рамках оптимизации бюджета.

Тишина. Такая же, как всегда в нашем отделе, но теперь она звенела, как натянутая струна.

— А что... что будет с коллекцией? — выдавила я.

— Часть передадим в общий фонд, часть отправим в архив. Остальное... — Елена Ивановна избегала смотреть нам в глаза. — Остальное подлежит списанию.

Списанию. Это слово ударило меня, как пощечина. За семь лет работы в отделе я собрала коллекцию из двух тысяч уникальных изданий. Здесь были книги XVI века, рукописи, первые издания классиков. Каждую я знала лично, каждую держала в руках, изучала, берегла.

— У нас есть месяц на передачу дел, — продолжала заведующая. — Анна Петровна, вам предлагают выйти на пенсию с доплатой. Саша, можете перейти в общий читальный зал. Иван Михайлович...

Голос Елены Ивановны стал фоном. Я смотрела на полки, где в идеальном порядке стояли мои подопечные. Вот "Травник" XVII века в кожаном переплете, который я три месяца реставрировала по крупицам. Вот рукописные заметки ботаника XIX века — бесценный источник для исследователей. Вот первое издание медицинского трактата на латыни...

— Лина, ты молодая, найдешь что-то лучше, — тихо сказала вошедшая Маша, когда Елена Ивановна ушла.

— Лучше? — Я встала и подошла к полке, провела рукой по корешку старинного фолианта. — Маш, здесь книги XVI века. Рукописи. Их просто... спишут?

— Время такое, — неуверенно ответила она. — Всё цифровое теперь.

— А кто будет знать, как правильно хранить пергамент? — Я развернулась к ней, чувствуя, как в груди поднимается что-то горячее и отчаянное. — Как реставрировать средневековые переплеты? Кто научит людей работать с первоисточниками, а не с оцифрованными копиями, где половина нюансов теряется?

Анна Петровна тихо плакала, прижимая к груди каталожную карточку. Саша растерянно крутил в руках ручку. Иван Михайлович просто стоял и смотрел в окно.

— Лина, я понимаю, что тебе тяжело, — Маша положила руку мне на плечо. — Но мир меняется. Люди хотят все быстро, в интернете. Кому нужны эти пыльные...

— Не говори так! — резко оборвала я ее. — Это не пыльные книги. Это память. Это знания, которые собирали поколения. А мы их просто... выбросим?

В отделе снова воцарилась тишина. Но теперь это была тишина разрушения, тишина конца.

Я села за свой стол и включила компьютер. Если у нас есть месяц, значит, нужно успеть сохранить хотя бы часть. Составить списки самых ценных изданий, найти им новый дом, связаться с частными коллекционерами...

Хотя кого я обманываю? Месяца не хватит даже на то, чтобы просто описать все, что здесь есть.

***

Кафе "Бодрый день" напротив библиотеки было полной противоположностью моему тихому отделу. Здесь все гудело, шипело и мигало: кофемашина, микроволновка, неоновые лампы над столиками. Студенты с ноутбуками занимали почти все места, печатая курсовые под ритмичную музыку из динамиков.

Я села в дальнем углу с тарелкой "Цезаря" и чашкой чая. Есть не хотелось, но нужно было чем-то занять руки и оправдать присутствие здесь. Дома я бы просто рыдала в подушку, а на работе нужно было держать лицо перед коллегами.

За соседним столиком две девушки лет двадцати обсуждали выходные:

— А потом мы пошли в этот новый бар, там такие коктейли! Я столько сторис наделала, лайков двести набрала!

— Супер! А я вчера платье заказала, скидка была безумная. В инсте блогерша показывала, я не смогла устоять.

Они говорили быстро, перебивая друг друга, показывая что-то в телефонах. Их мир состоял из покупок, селфи, лайков и коктейлей. Простой, понятный, яркий мир, где все измерялось количеством подписчиков и суммой в чеке.

Когда я стала чужой в собственном мире? Когда знания стали не нужны, а мудрость веков — препятствием для прогресса? Может, я правда отстала от жизни, как говорят все вокруг?

Телефон зазвонил — мама. Я некоторое время смотрела на экран, не решаясь ответить. Но игнорировать маму означало получить завтра целую лекцию о том, как важно поддерживать семейные связи.

— Привет, мам.

— Лина, дорогая! Как дела на работе? — В голосе мамы слышалась искренняя забота, от которой становилось еще тяжелее.

— Нормально, — соврала я, наблюдая, как девушки за соседним столиком делают селфи с коктейлями.

— Слушай, а может, тебе курсы какие-нибудь... ну, современные? Маркетинг там, дизайн? Соседка говорит, дочка за полгода выучилась, теперь в рекламном агентстве работает, хорошие деньги платят.

— Мам, я занимаюсь сохранением культурного наследия. Это важно.

— Конечно, важно, — быстро согласилась мама, но я слышала в ее голосе то же непонимание, что и у всех остальных. — Но Лина, милая, жизнь-то идет. Тебе уже тридцать два. Время думать о стабильности, о семье...

— У меня есть стабильность, — тихо сказала я в трубку.

— Какая стабильность? Ты сидишь с этими старыми книгами, зарплата копеечная, личной жизни нет...

Я закрыла глаза. Год назад, когда Андрей ушел, он сказал почти те же слова: "Ты живешь в прошлом, Лина. С тобой невозможно строить будущее". Тогда я думала, что он просто не понимает. Но теперь, сидя в этом шумном кафе, окруженная людьми, которые жили настоящим, я начинала сомневаться.

— Мам, мне нужно идти, — сказала я. — Работа.

— Хорошо, дорогая. Но подумай о курсах, ладно? Или хотя бы сходи к психологу. Может, он поможет тебе... адаптироваться.

Адаптироваться. К миру, где двухсотлетние книги идут под списание, а знание латыни считается причудой. К миру, где важнее количество лайков, чем глубина мысли.

Я допила чай и посмотрела в окно на серое здание библиотеки. Еще месяц — и этот мир рухнет окончательно. А что останется? Пустая квартира, Барсик и необходимость "адаптироваться" к чему-то новому.