Когда толпа в столице взорвалась криками одобрения, площадь в Воронцовске ответила еще более громким и искренним ревом.

— Наш! Наш Хозяин! — кричали они. — Он им всем показал!

Началось стихийное празднование. Город ликовал как в день великой победы.

Мэр Степан Васильевич стоял на балконе мэрии, наблюдая за ликующей толпой. Его авторитет как человека, который первым поверил в Воронова, взлетел до небес. Люди смотрели на него с новым уважением — он был тем, кто распознал величие еще до того, как оно стало очевидным всем.

Но сам мэр не чувствовал радости. Он с ужасом смотрел на экран, где в последний раз показали спокойное, бесстрастное лицо Кассиана.

«Боже… что он наделал…» — думал Степан Васильевич. «Он только что поджег всю империю и теперь этот огонь распространяется отсюда, из нашего маленького города, по всей стране.»

Внизу люди продолжали праздновать, не понимая, что стали свидетелями падения старого мира и рождения нового.

Глава 10

Игорь Стрельников стоял в центре Великого Магистериума с каменным лицом, наблюдая, как последние отголоски магии рассеиваются в воздухе. Голографические образы преступлений патриархов медленно таяли, оставляя после себя лишь гнетущую тишину.

Ритуальный круг погас. Древние руны на полу и стенах потускнели, возвращаясь к своему обычному, едва заметному свечению. Калев Воронов, никак не отреагировав на произошедшее, в сопровождении своих «Стражей» спокойно покинул Магистериум.

Стрельников проводил его спокойным взглядом, но в груди инквизитора бушевала настоящая буря. Мозгом он понимал, что стал свидетелем реального откровения, ведь Ритуал «Вызов Истины» не мог лгать. Это было аксиомой, на которой строилась вся магическая юриспруденция империи.

Он сам видел «пробуждение» Калева, видел, как в слабом юноше проснулась древняя сила рода. Он видел истинные грехи патриархов — коррупцию, предательство, циничное презрение к народу, который они должны были защищать.

Но дар эмпата, вся интуиция следователя, многолетний опыт расследований вопили, что его обманули. И обманул его сам Воронов. Каким-то образом этот человек сумел провести древнюю магию, заставить ее показать то, что он хотел показать.

Стрельников не мог понять как это возможно, но чувствовал себя зрителем, которому только что продемонстрировали безупречный фокус, заставив поверить в чудо. Этот когнитивный диссонанс — противоречие между тем, что говорили ему чувства, и тем, во что верил разум — буквально сводил его с ума.

Выходило, что он столкнулся с чем-то, что выходило за рамки его понимания мира.

«Если Воронову удалось как-то провести ритуал и заставить саму Истину лгать, то это доказывает одно из двух, — с холодной ясностью понял Стрельников. — Либо он гений такого масштаба, что способен переписать фундаментальные законы этого мира, либо… либо это и есть прямое подтверждение его нечеловеческой сущности. Сущности такого масштаба, для которой Законы этого мира — не более чем детские правила в песочнице».

И Инквизитор не знал, какой из этих двух вариантов пугал его больше.

Тем временем, в зале начался хаос. Репортеры, оправившись от шока, ринулись к трибуне патриархов, размахивая диктофонами и камерами. Охрана ФСМБ пыталась сдержать толпу, образуя живой барьер вокруг разгромленных аристократов.

Волконский, Медведев и Змеева сидели в своей ложе как каменные изваяния. Их лица представляли собой маски со смесью злобы и растерянности — они понимали, что их политическая карьера закончена в глазах присутствующей здесь элиты. Кланы опозорены, а будущее туманно.

Стрельников, отбросив свои мысли, уже отдавал сухие, четкие приказы своим агентам:

— Немедленно оцепить трибуну. Обеспечить охраняемый выход для граждан Волконского, Змеевой и Медведева. Никаких контактов с прессой, и нужно локализовать ущерб, замять скандал, представить все как внутренние разборки…

Но он не успел договорить. Двери зала с грохотом распахнулись, и в него, расталкивая ошеломленных гвардейцев, вбежал бледный как полотно техник из отдела связи ФСМБ.

— Господин Инквизитор! — выкрикнул он, задыхаясь. — Трансляция!

Стрельников резко обернулся: — Что с трансляцией? Отключить немедленно!

— Уже поздно! — в голосе техника звучала паника. — Сигнал… он не был ограничен внутренним контуром Магистериума! Его перехватили еще в самом начале и вывели на проекторы, которые установлены на улице! Это люди Воронова…

В зале повисла мертвая тишина. Все, включая патриархов, уставились на техника.

— Все… — выдохнул он. — Вся империя видела все. В прямом эфире!

В этот момент до них донесся нарастающий гул с улицы. Гул тысяч голосов, который перерастал в оглушительный, восторженный рев.

Волконский медленно поднял голову, и на его лице отразился неподдельный ужас. Он только понял, что их позор видели не только эти двести человек в зале, а стал достоянием миллионов.

К вечеру об этом будут знать даже в самых отдаленных провинциях. Их имена, которые веками были синонимом власти, теперь навсегда будут ассоциироваться с предательством и коррупцией. Это действительно был конец. Окончательный и бесповоротный.

«Что я наделал?» — эта мысль пронзила сознание Стрельникова. «Я хотел защитить порядок, но вместо этого… разрушил основы системы.»

Он наблюдал, как его агенты помогают патриархам подняться с мест. Волконский двигался как старик, хотя еще утром выглядел полным сил. Змеева закрывала лицо платком. Медведев бормотал что-то нечленораздельное.

«Они преступники,» — напоминал себе Стрельников. «Ритуал показал их истинные лица. Они действительно виновны в коррупции, предательстве…»

Но даже осознавая это, он не мог избавиться от ощущения, что стал пешкой в чужой игре. Калев Воронов использовал его как инструмент для устранения врагов, а сам остался в тени, чистым и недосягаемым.

* * *

Временный штаб Стрельникова в правительственном отеле превратился в центр мониторинга катастрофы. На множественных экранах транслировались прямые включения из столицы: биржевые сводки показывали стремительное падение акций компаний, связанных с опозоренными кланами, экстренные выпуски новостей прерывали обычные программы, политические аналитики в прямом эфире обсуждали масштабы кризиса.

Стрельников сидел один в своем кабинете, наблюдая за развитием событий. Каждые несколько минут поступали доклады от агентов: массовые отставки в компаниях Волконского, экстренные заседания советов директоров, попытки дистанцироваться от скандала.

Империя содрогалась от политического землетрясения.

Звонок по защищенной линии прервал его размышления. На экране высветился код приоритета «Альфа» — прямая связь с главой ФСМБ. Очевидно было с какой целью ему звонит начальство, но делать было нечего — он поднял трубку. Но прежде чем успел хоть что-то сказать в свое оправдание на том конце раздалось…

— Игорь Александрович, поздравляю с блестяще проведенной операцией. — он сразу узнал голос генерала Тарханова — его прямого начальника.

Стрельников нахмурился. Это было не то, что он